77 бантиков на одной голове

— Я не нуждаюсь в советах, это одно из моих условий, — и Борис демонстративно похлопал себя по груди, напоминая о Ромашке.

— Хорошо, — согласилась Кикирилла. — Стоило тогда беспокоить Ядигиду. Может контейнер откроете, лисы там, наверное, уже задохнулись.

— У них запас воздуха и продовольствия на полгода, — беспокойно сказал Брим-Бом. Этот урод за кустами определенно решил его достать. Заплесневевшие пальцы чудовища сузились до сверкающих пик, наполнились неоновым светом. Брим-Бома передернуло от отвращения, ему уже слышалось чавканье сырого кровавого месива. Брим-Бом вздрогнул, и тут же проявил решительное желание не отставать от девчонок.

Лесное урочище громко шипело, грязно плевалось липкой росой, стягивало братьев с тропы. Оно, словно мясорубка, пропускало сквозь себя натянутые нервы братьев, испытывая их на прочность и скручиваемость.

Наконец тропа вздрогнула и притормозила перед пещерой Лысой горы. Ветер весело швырнул порцию песка в глаза братьям. Из пещеры выскочила летучая мышь, и шмякнулась об долговязого. Тот задрожал от ужаса и грохнулся на галечник. Борис злобно выругался:

— Какой же ты директор зверинца, если мышей боишься?

Борис заглянул внутрь. За неровным, словно изгрызенным временем проходом, красовался грот. Полный еле слышных странных звуков, он представлял собой круглую просторную комнату. Потолок в виде арки уходил в высоту, словно в поднебесье, и заканчивался отверстием. Просачивающийся солнечный свет создавал эффект яркой звезды, дарящий свой холодный щедрый свет мрачным неровным стенам.

Борис, слегка раздавленный впечатлением, нервно сглотнул слюну и, скосив глаза, приказал девочкам:

— Поторапливайтесь.

Где-то в глубине извилистого грота, зашуршал обваливающийся песок. Из черного провала выполз клуб дыма, в обнимку с вековой пылью и скрылся в высоте, словно сбежал от грозной неизвестности.

Кикирилла взмахнула рукой, требуя тишины. Она прислушалась. По разветвленным тоннелям эхом гуляли отзвуки обвала.

— Только прошу тихо. Гора не любит суеты, старость требует спокойствия.

Борис нервно дернул плечами. К чему все эти условности? Ему не терпелось поскорее увидеть место, где спрятаны сокровища, его сокровища, в этом он уже не сомневался.

Кикирилла зажгла факел и двинулась в сторону шахтерских, ржавых рельс. Продвигались осторожно, почти на ощупь. Стало не хватать воздуха. Факел освещал пространство лишь на расстоянии вытянутой руки. Дальше хозяйничала тьма. Иногда свет выхватывал на стенах яркие пятна вкраплений изумруда, малахита, угля.

Борису только и оставалось, что поражаться богатству сокровищ. Пройдя пять метров, путники наткнулись на обвал. Оставив небольшое входное отверстие, обвал разлегся, словно разомлевшая кошка перед мышиной норой.

Кикирилла сунула в отверстие факел. Дальше можно было двигаться только ползком. Она встала на колени и поползла вперед. Вслед за ней последовала Элис. Борис тоже собрался, было следовать за ними, но Брим-Бом почувствовав спиной холодное дуновение, бросился обгонять Бориса. Он, словно пловец, нырнул в проход и застрял. Пришлось избавиться от пиджака. Через минуту он стоял рядом с девчонками. Борис, тихо чертыхаясь, возился на той стороне. Так как он был в два раза толще брата, и у него не было желания снимать пиджак и рюкзак, он, как бульдозер, таранил камни.

Он весь вспотел, измучился, устал. Своей твердолобостью он замучил и девчонок. Не уговорив его хотя бы на время расстаться со своим рюкзаком, Элис с Кикириллой присели в сторонке, прислонившись к стене. Они поняли, что у них появилось время для отдыха. Брим-Бом устроился рядом, он боялся отойти от них даже на сантиметр. Немного успокоившись рядом с девочками, он зевнул и потихоньку задремал.

Борис, чумазый и осатаневший, все ещё пытался пролезть через узкий лаз. Как только он не пробовал: и боком, и задом, и вперед ногами. Он даже раскопал отверстие под свои размеры, и когда уже было почти прополз, камешки снова зашуршали и осыпались, сводя на нет все его усилия. Наконец Борис не выдержал и сбросил рюкзак с пиджаком. Он ни за что бы этого не сделал, если бы не был наполовину присыпан. Как только он освободился от ноши, его тело словно усохнув от усталости, проникло внутрь грота.

«В следующий раз обязательно возьму лопату», — подумал он.

Алмазы лежали на месте. Их было восемь штук — ровных, гладких, отшлифованных. Поймав тусклый свет факела, они заискрились, заиграли, ослепляя всех миллионами огней.

Борис, словно пораженный молнией, съехал по стене и распластался в графитовой пыли. Казалось, он умер, от разрыва сердца.

Брим-Бом презрительно захихикал. Кикирилла встала на цыпочки и в испуге прижала ладонь ко рту.

— Он жив? — прошептала она.

— Да хоть бы и нет, — равнодушно бросил Брим-Бом, брезгливо ткнув брата носком ботинка. — Вставай быстрее мне надо за животными. Дома валяться будешь.

Борис, очнувшись, тихо зашевелился.