813

Иностранец говорил спокойным голосом, в котором не было ни малейшего намека на просьбу, ни малейшей властной интонации. Он не приказывал и не спрашивал: он излагал неизбежные действия Арсена Люпена. Это будет так. Так будет, каковыми бы ни стали требования Арсена Люпена, какой бы ни была цена, которую он установит за исполнение этих действий. Условия принимались заранее.

«Черт возьми, – сказал себе Люпен, – я имею дело с серьезным противником. Если обратятся к моему благородству, я пропал».

Даже то, каким образом начался разговор, откровенность слов, привлекательность голоса и манер, все это ему бесконечно нравилось.

Он собрался с силами, дабы не проявить слабости и не отказаться от преимуществ, которых с таким упорством добивался.

А иностранец продолжал:

– Вы читали эти письма?

– Нет.

– Но кто-то из ваших прочел их?

– Нет.

– Но как же тогда?..

– Зато я читал список примечаний великого герцога. А кроме того, я знаю, где находится тайник, куда он спрятал все свои бумаги.

– Почему вы до сих пор не забрали их?

– Секрет тайника я узнал, лишь когда оказался здесь. В настоящее время мои друзья в пути.

– За́мок под охраной: его занимают двести самых надежных моих людей.

– Недостаточно будет и десяти тысяч.

После минутного раздумья посетитель спросил:

– Как вы узнали секрет?

– Я его угадал.

– Но у вас была другая информация, какие-то подробности, о которых не сообщали газеты?

– Ничего.

– Однако по моему приказу в течение четырех дней обыскивали весь замок…

– Херлок Шолмс плохо искал.

– Вот как! – молвил иностранец. – Это странно… Странно… И вы уверены, что ваше предположение верно?

– Это не предположение, а уверенность.

– Тем лучше, тем лучше, – прошептал гость. – Спокойнее будет, когда эти бумаги перестанут существовать.

И, встав внезапно напротив Люпена, спросил:

– Сколько?

– Что? – Люпен был озадачен.

– Сколько за бумаги? Сколько за выдачу секрета?

Он ожидал услышать сумму. И предложил сам:

– Пятьдесят тысяч… сто тысяч?

И так как Люпен не отвечал, посетитель немного неуверенно продолжил:

– Больше? Двести тысяч? Ладно! Я согласен.

Улыбнувшись, Люпен тихо сказал:

– Цифра привлекательная. Но нельзя исключать, что какой-нибудь монарх, ну, скажем, король Англии, дойдет до миллиона. Как вы считаете, если со всей откровенностью?

– Думаю, это возможно.

– И что эти письма не имеют для императора цены, что они могут одинаково стоить как два миллиона, так и двести тысяч франков… хоть три миллиона, хоть два?

– Думаю, да.

– И если понадобится, император отдал бы эти три миллиона?

– Да.

– Тогда договориться будет легко.

– На этой основе? – не без тревоги воскликнул иностранец.

– На этой основе – нет… Денег я не ищу. Мне нужно другое, другая вещь стоит для меня гораздо дороже, чем миллионы.

– Какая?

– Свобода.

Иностранец вздрогнул:

– Как! Ваша свобода… Но я не в силах… Это касается вашей страны… правосудия… У меня нет власти.

Люпен подошел ближе и, еще больше понизив голос, произнес:

– Вы обладаете всей властью, ваше величество… Моя свобода не такое уж исключительное событие, чтобы вам отказать.

– Значит, мне придется испросить ее?

– Да.

– У кого?

– У Валангле, председателя совета министров.

– Но даже сам господин Валангле может не больше, чем я…

– Он может открыть двери этой тюрьмы.

– Это был бы скандал.

– Когда я говорю «открыть»… – «Приоткрыть» – этого мне будет достаточно… Изобразят мое бегство… Общественность настолько готова к этому, что не потребует никакого отчета.

– Хорошо… хорошо… Но господин Валангле никогда не согласится…

– Он согласится.

– Почему?

– Потому что вы выразите ему такое желание.

– Мое желание для него не приказ.

– Нет, но между правительствами такие вещи делаются. А господин Валангле весьма дипломатичен…

– Неужели вы полагаете, что французское правительство совершит столь беззаконное действие ради единственной радости быть мне приятным?

– Это будет не единственная радость.

– Какой станет другая?

– Радость послужить Франции, приняв предложение, которое будет сопровождать просьбу о моей свободе.

– И я сделаю такое предложение?

– Да, ваше величество.

– В чем оно будет заключаться?

– Я не знаю, но мне кажется, что всегда существует благоприятная почва, чтобы договориться… Есть возможности соглашения…

Иностранец смотрел на него, не понимая. Люпен наклонился и, словно подыскивая слова, словно выражая некую гипотезу, произнес:

– Я полагаю, что две страны не находят общего языка по ничтожному поводу… Что у них разные точки зрения на второстепенный вопрос… например, колониальный вопрос, где на карту поставлено скорее их самолюбие, нежели их интересы… Разве нет возможности руководителю одной из этих стран самому прийти к тому, чтобы обсудить это дело в духе нового соглашения?.. И дать необходимые инструкции… чтобы…

– … чтобы я оставил Марокко Франции, – рассмеявшись, сказал иностранец.

Идея, которую предложил Люпен, показалась ему на редкость смехотворной, и он смеялся от всего сердца. Какая несоразмерность между целью, которую требовалось достичь, и предложенными средствами!