813

– Дурак! Там больше, чем на миллион.

Мужчины, пораженные, вздрогнули.

– Ладно, – сказал Старьевщик, – но если Кессельбахша сбежит? Она ведь в другой комнате?

– Нет, она здесь.

Люпен на мгновение отодвинул одну из створок ширмы, дав увидеть груду платьев и одеял на диване.

– Она здесь, в обмороке. Но я отдам ее только после дележа.

– Однако…

– Как хотите, выбирайте. Я, конечно, один. Но вы знаете, чего я стою. Так что…

Мужчины посоветовались, и Старьевщик спросил:

– Где тайник?

– Под очагом камина. Но если не знаешь секрета, надо сначала приподнять весь камин, зеркало, мрамор, вроде бы все разом. Работа не из легких.

– Ха! Мы готовы. Ты увидишь. За пять минут…

Старьевщик отдал распоряжения, и тотчас его товарищи с поразительным рвением и дисциплиной принялись за дело. Двое из них, встав на стулья, старались приподнять зеркало. Четверо других взялись за сам камин. Старьевщик, стоя на коленях, наблюдал за камином и командовал:

– Смелее, парни!.. А ну-ка все вместе… Осторожней! Раз, два… А-а, смотрите, сдвинулось.

Застыв позади них, руки в карманах, Люпен с умилением наблюдал за ними и вместе с тем всею своей гордыней художника и мастера наслаждался столь жестоким испытанием своей власти и силы, тем безжалостным воздействием, которое он осуществлял на других. Как эти бандиты хоть на минуту могли допустить возможность столь невероятной истории и утратить всякое понятие о вещах до такой степени, что предоставили ему все шансы на удачу в этой баталии?

Люпен достал из карманов два огромных револьвера, массивных и грозных, вытянул обе руки и спокойно, выбирая двух первых мужчин, которых убьет, и двух других, которые упадут следом, прицелился, как прицелился бы в две мишени на стенде. Два выстрела сразу, и еще два…

Вопли… Четверо мужчин рухнули один за другим, словно куклы в настольной игре.

– Из семи удалены четверо, остались трое, – сказал Люпен. – Стоит ли продолжать?

Его руки были по-прежнему вытянуты, два револьвера направлены на группу, состоявшую из Старьевщика и двух его приятелей.

– Подлец! – проворчал Старьевщик, пытаясь достать оружие.

– Лапы вверх! – крикнул Люпен. – Или я стреляю… Прекрасно, а вы разоружите его… иначе…

Дрожа от страха, два бандита парализовали своего шефа и заставили его подчиниться.

– Свяжите его!.. Свяжите его, черт возьми! Чего вы мешкаете?.. Я уйду, и вы свободны… Ну, все ясно? Сначала запястья… вашими ремнями… Теперь лодыжки. Да поживее…

Растерянный, побежденный, Старьевщик больше не сопротивлялся. Пока приятели связывали его, Люпен наклонился над ними и рукояткой револьвера нанес им два страшных удара по голове. Они осели.

– Отличная работа, – произнес он, переводя дух. – Жаль, что их не пятьдесят… Я был в ударе… И все это с легкостью… с улыбкой на губах… Что ты об этом думаешь, Старьевщик?

Бандит не скупился на ругательства.

– Не грусти, толстяк, – сказал Люпен. – Утешься, говоря себе, что ты способствуешь доброму делу, спасению госпожи Кессельбах. Сейчас она сама поблагодарит тебя за твою любезность.

Он направился к двери второй комнаты и открыл ее.

– Ах! – опешив, произнес он, остановившись, потрясенный, на пороге.

Комната была пуста.

Он подошел к окну и увидел прислоненную к балкону лестницу, складную стальную лестницу.

– Похищена… похищена… – прошептал он. – Луи де Мальреш… А-а! Разбойник…

II

С минуту поразмыслив, Люпен, стараясь преодолеть тревогу, сказал себе, что в конечном счете, раз госпоже Кессельбах, похоже, не грозит немедленная опасность, не стоит паниковать. Однако его охватила внезапная ярость, и он набросился на бандитов, наградил несколькими тумаками раненых, которые излишне суетились, отыскал и забрал банкноты, заткнул рты, связал руки шнурками и подхватами от занавесок, разорванными на ленты простынями и одеялами и под конец выложил на ковер перед диваном семь человеческих свертков, тесно прижатых друг к другу и связанных, словно тюки.

– Мумии на вертеле, – усмехнулся он. – Деликатес для любителя! Куча идиотов, как это вас угораздило так вляпаться? Вы похожи на утопленников в морге… И вы еще нападаете на Люпена, защитника вдовы и сироты!.. Дрожите? Не стоит, ягнятки! Люпен никогда и мухи не обидел… Вот только Люпен порядочный человек и не любит прохвостов, и Люпен знает свои обязанности. Ну как можно жить рядом с такими шалопаями, как вы? Это что же получается? Никакого больше уважения к жизни ближнего? Никакого уважения к чужому имуществу? Никаких законов? Ни общества, ни совести, ничего? Куда мы идем, Господи, куда мы идем?

Не удосужившись даже запереть бандитов, он вышел из комнаты, спустился на улицу и добрался до своего такси. Шофера он послал на поиски другого автомобиля и привел обе машины к дому госпожи Кессельбах.

Щедрые чаевые, выданные заранее, помогли избежать ненужных объяснений. С помощью шоферов он спустил вниз семерых пленников и расположил их в машинах как попало, вповалку. Раненые кричали, жаловались. Люпен захлопнул двери.

– Берегись! – сказал он, а сам сел в первый автомобиль. – В путь!

– Куда едем? – спросил шофер.

– Тридцать шесть, набережная Орфевр, Уголовная полиция.