8ИCTOРИЙ

- Ах ты, болван! Ты попался на эту удочку. - Нед начал громко смеяться, и через несколько секунд я тоже начал смеяться. Облегчение, отразившееся на лице Неда, сказало мне все, что мне нужно было знать, чтобы узнать правду. Нед не смеялся и не шутил; он смеялся и пытался обратить в шутку прошлое города, потому что Нед был напуган. Потому что Нед хотел, чтобы я поверил, что все, что он мне сказал, это куча дерьма. Он хотел быть абсолютно уверенным, что я понял, что он шутил все это время. Ему отчаянно нужно было заставить меня поверить в это, потому что все, что он мне сказал, было абсолютной правдой. Даже часть о человеческих жертвоприношениях.

Я подыграл ему, главным образом потому, что Неду отчаянно хотелось увидеть, как я смеюсь. И, может быть, немного потому, что я не хотел верить, что Нед был серьезен. Только мои чувства и разум говорили мне, что он боится. Любой может обмануть свои чувства; это просто требует небольшой практики. Через некоторое время я ушел, оставив честного человека, который вдруг почувствовал, что должен солгать.

Мы с Недом больше никогда не встречались за пивом. Прошло много времени, а я все еще скучаю по тому, как сидел на его крыльце. Печально, что все всегда меняется; еще печальнее, что они редко меняются к лучшему.

Все дни, оставшиеся до жатвенной луны, я держался особняком, и, как и предсказывала Хелен, раздутая оранжевая луна показалась на двадцать девятый день октября. Я и раньше видел урожайную луну, хотя никогда по-настоящему не понимал этого термина, пока Хелен не объяснила мне его. Но я никогда не видел такого большого зверя. Эта луна не просто занимала часть неба, она вторгалась в него. Урожайная луна, казалось, простиралась от одного конца горизонта до другого, когда я смотрел из окна своей гостиной на восток. Я провел всю ночь, сидя в своей гостиной, потягивая пиво и гадая, что же именно должно быть собрано. Никто не покидал своих домов, никто не делал ничего необычного. Я подумал, что, возможно, я обманывал себя, отдаваясь глупым полетам фантазии, и что я уже в том возрасте, когда должен был знать лучше.

Тридцатого я отправился в центр города и сделал кое-какие покупки. Проклятые пугала все еще были на городской площади, и я все еще ненавидел их. Очень немногое в этом мире заставляло меня дрожать так, как эти болезненные соломенные статуи. Когда я услышал, что русские послали спутник, и когда я услышал, что застрелили президента Кеннеди, и, возможно, даже когда я услышал о битве Перл-Харбор, эти вещи беспокоили меня примерно так же сильно. Но я не мог вспомнить ничего другого, что расстроило бы меня так же, как вид рядов пугал на городской площади. Хуже всего было то, что с тех пор, как я видел их в последний раз, проклятых тварей стало больше. По периметру стояло добрых пятьдесят или больше пугал, которые смотрели друг на друга через свежескошенное поле и, возможно, думали о том, как хорошо выглядело небо прошлой ночью.

Над ними, растянувшись на всю длину площади, развевалось гигантское знамя. В нем кричащими оранжевыми буквами на черном фоне говорилось: «Приходите один, приходите всей семьей на Хэллоуин в Саммитвилле!». С букв, казалось, капала оранжевая кровь, а под большими буквами мелким шрифтом было написано: «Развлечение для всей семьи! С семи вечера до полуночи. Фестиваль, который нельзя пропустить».

Я долго смотрел на это знамя и, наверно, остался бы совсем один, если бы не дети, возвращавшиеся из школы и прогуливавшиеся по площади. Я видел, как они шли среди отвратительных соломенных человечков, гордо указывая на тех, кого они и их семьи собрали. Это были ученики начальной школы, и их не трогали вещи, которыми был завален парк. Я решил пойти на бал в честь Хэллоуина, потому что понял, что веду себя глупо. Если эти вещи не беспокоят детей, то как я могу позволить им так сильно беспокоить меня?

С меня было довольно; я отогнал свои мрачные мысли в сторону и решил как следует насладиться праздником. Приняв это решение, я отправился по своим делам, довольный тем, что несколько детей узнали меня, и еще больше тем, что они помахали мне и улыбнулись. Спустя полторы недели я снова был дома.

Когда я пошел в магазин, то обязательно захватил несколько пакетов конфет. Я решил, что если мне суждено стать частью Саммитвилля, то я сделаю это правильно. К черту странные традиции, я решил, что пора стать частью общества. Я даже дошел до того, что сделал пугало. Может быть, я был немного одержим, а может быть, я был немного сумасшедшим. Кто знает? Я знаю только, что большую часть ночи работал над своим соломенным человечком с почти религиозным рвением. Около семи вечера ко мне присоединилась Хелен; мы должны были ужинать, и теперь была моя очередь готовить. Мы закончили тем, что заказали китайскую еду и назвали ее ужином.