900 дней. Блокада Ленинграда

Вмешательство Сталина тяжело подорвало оборону Ленинграда. Оно стало препятствием для тех людей, на чьей ответственности лежало спасение Ленинграда от немцев. Этим людям пришлось включить себя в Совет обороны Ленинграда, и в результате к 30 августа от него пришлось отказаться, поскольку он лишь дублировал Совет Ленинградского фронта.

Какими бы мотивами ни руководствовался Сталин при создании Совета обороны Ленинграда, оно было продиктовано многими обстоятельствами. О самом существовании Совета обороны ничего не было известно, пока об этом не рассказал Д.В. Павлов в тоненькой книжке «Ленинград в блокаде», вышедшей в 1958 году. Больше об этом ничего не говорилось, пока в 1965 году не были сообщены некоторые детали из истории гражданской обороны Ленинграда[105]. Наконец, в 1966 году полный текст приказа о создании Совета обороны города был опубликован в сборнике официальных ленинградских документов. Но при этом все ссылки в материалах исторического и общественного характера по-прежнему даются в тех же формулировках, какие первоначально приведены у Павлова, – свидетельство того, что формулировки были выверены на высшем правительственном уровне и больше не менялись. Другими словами, вопрос о Совете обороны даже через 25 с лишним лет оказался моментом уязвимым.

Несомненно, яростный протест Сталина против действий руководителей обороны Ленинграда имел значение не только для обороны города, но также для интриг, которые плелись в сфере высшей кремлевской политики между Сталиным и теми его сподвижниками, которые стремились каким-нибудь способом выдвинуться; при этом их вовсе не заботило, как это может повлиять на ход войны.

Вполне вероятно, что Берия усиливал подозрения Сталина в связи с планами внутренней обороны Ленинграда, он, видимо, делал все возможное, чтобы помешать созданию в Ленинграде или где-либо еще гражданской милиции, полувоенных или партизанских формирований, утверждая, что все эти функции может исполнять НКВД[106].

Создание народного ополчения, организация на местах полувоенных отрядов, попытка поручить внутреннюю оборону города районным руководителям на местах – весь этот комплекс решений, связанных с Ленинградом, составил часть тех мнимо законных оснований, на которых строилось обвинение в так называемом «ленинградском деле». Осторожность, с которой авторы, один за другим, использовали одни и те же формулировки при описании этих событий, подтверждает это мнение. Люди, до конца отдававшие все силы и способности защите города от немецких захватчиков, через несколько лет были именно за это расстреляны.

Как раз в это время – в середине или конце августа – Сталин необычайно расширил полномочия Наркомата внутренних дел для поддержания «общественного порядка». Эти полномочия, как и другие особые боевые средства, отданные в руки НКВД для борьбы с распространением слухов, тревоги, паники, стали для Берии и его помощников основой для обвинения военных, а также гражданского населения в антисоветской деятельности и контрреволюционных замыслах.

Вмешательство Берии было столь эффективным, что он сумел помешать организации управляемого из центра партизанского движения до конца весны 1942 года. Ленинград под руководством Жданова первым сформировал народное ополчение, первым стал направлять партизан в тыл врага, пошел дальше остальных советских городов, начав создавать самостоятельные рабочие батальоны.

Таким образом, Берия усиливал сталинскую неприязнь к Ленинграду, возможно действуя заодно или наряду с Маленковым.

Таллинская трагедия

Вот уже несколько недель подряд наблюдал их корреспондент военно-морской газеты Николай Михайловский – людей с золотистым загаром – в Пирите, где синие волны Балтики нежно ласкают ровный простор пляжа. Они лежали под сияющими солнечными лучами, становились все более загорелыми, глаза не видны были за темными очками, белые полотенца накинуты на плечи; они праздно лежали на песке, редко подходили к воде. Он смотрел, как они медленно направлялись к пляжным кабинам в бело-зеленую полоску, выходили оттуда в легкой льняной одежде и до конца дня сидели в парке за столиками кафе. Они ждали с июня. Уже наступила середина августа, и казалось, недолго остается ждать. Это были зажиточные люди, таллинская буржуазия, открытые или тайные сторонники Германии. С каждым днем они становились более дерзкими, более наглыми, более самоуверенными, или это только казалось Михайловскому? Не проходило дня без роскошной свадьбы в одном из великолепных соборов, без праздничной процессии с цветами, в нарядных костюмах по главным улицам города. Они словно хотели показать городу: «Мы здесь, мы ждем. Скоро этот сброд исчезнет, мы снова будем у власти».

Старый Иоханнес Лауристин, председатель Совнаркома и секретарь ЦК компартии Эстонии, до прихода советской власти половину жизни провел в тюрьме. Его больше знали как Юхана Мадарика, автора двух или трех романов. Теперь, сидя в своем кабинете в Старом городе, он задумался о людях с золотистым загаром.