900 дней. Блокада Ленинграда

Почти всю ночь в субботу в маленьком железнодорожном поселке Гряды в 120 километрах к юго-востоку от Ленинграда молодежь не спала: был школьный выпускной вечер, песни, танцы. Почти все решили в воскресенье пойти на озеро и устроить пикник. Иван Канашин сказал, что встретится в 12 часов с товарищем, Андреем Пивнем. Друзьям скоро предстояло расстаться, потому что летом Андрей хотел поработать в геологической экспедиции, исследовавшей торфяное месторождение около поселка, а Иван – поступать в технический институт.

Уже подошло время завтрака, когда Иван только лег спать.

Услышав, что мама трясет его за плечо, он решительно закрыл глаза и повернулся к стене. Но мать продолжала будить: «Вставай, Иван! Проснись!» В голосе было что-то непривычное, какой-то страх. Иван сразу проснулся. Солнечные лучи заливали комнату, и мама что-то говорила ему…

Токарь Иван Крутиков любил белые ночи Ленинграда – запах цветущих вишен, густой аромат сирени, гулянье всю ночь напролет. Они с другом, Васей Тюлягиным, в субботу работали в ночную смену, а в воскресенье утром не хотелось идти домой. Оба поехали в Пушкин, в парк, взяли там лодку часов около двенадцати и стали кататься. Маленькое озеро под теплыми лучами солнца. Идиллия. Усталые, сонные, они расслабились… И вдруг увидели, что в сторону Камеронской галереи, красивейшей части Екатерининского дворца, бегут люди.

Ребята налегли на весла. Что-то случилось! Подойдя ближе к берегу, они услышали голос из громкоговорителя.

Тихо было в квартире Дмитрия Константинова. Родные уехали на дачу. А через две недели он закончит занятия в институте и начнутся каникулы. В это утро он занялся домашними делами. У него с соседом были билеты в Театр музыкальной комедии, там шел «Цыганский барон» – одна из лучших постановок сезона.

Константинов уже собрался уходить, чтобы встретиться с другом, но зазвонил телефон.

– Ты слышал? – спросил друг. – Пойдем в театр или нет? Я совсем обалдел.

– О чем ты? – удивился Константинов.

– Да что с тобой? – спросил друг. – Ты что, ничего не знаешь?

– Нет.

– Ну так вот, что…

Дворцовая площадь еще блестела после утренней поливки, сторожа и экскурсоводы музея Эрмитаж стали подходить к служебному входу. Напротив, на другой стороне площади, – здание Главного штаба.

Барометр сбоку от двери показывал «ясно». Служба погоды обещала ясный солнечный день. Солнце уже высоко взошло над водой Невы. Отражая небо и солнце, акварельными тонами слегка окрасилась мокрая мостовая.

То и дело проходили через служебный вход сотрудники музея. Одна лестница вела в галереи, другая, узкая, изогнутая, – вниз, в помещение, где раз или два в год проводились занятия по гражданской обороне и сотрудников обучали правилам противовоздушной защиты.

И сегодня сотрудники, придя на работу, пошли вниз по изогнутой узкой лестнице. Им выдали каски, санитарные сумки, противогазы и велели ждать.

Медленно тянулось время. Комната была закрыта. Было тягостно. Никто не знал, почему их вызвали на занятие. Потом кто-то сказал, что по радио будет важное правительственное сообщение. О чем? Пока что по радио передавали только музыку[53]. Сотрудники музея просмотрели очередной номер «Ленинградской правды».

Все то же, устаревшие новости о войне в Европе, Африке, Азии. Новое сообщение из Самарканда: «Продолжаются работы в усыпальнице Гур-Эмира».

Пробило 11 часов. Распахнулись двери Эрмитажа. В несколько минут по огромным залам разошлись тысячи посетителей. Повели свои группы экскурсоводы, переходя из одного зала в другой… Парадные залы Зимнего дворца, галерея, посвященная войне 1812 года, собрание картин Ренуара, Дега, великолепная коллекция Рембрандта, картины Леонардо да Винчи, Рафаэля. В заключение один из экскурсоводов, немного уже уставший, повел группу посетителей в залы Тамерлана.

Уже наступила половина первого. Внизу в служебном помещении музея собралась толпа. Сторожа, научные работники, исследователи, сотрудники слушали по радио сообщение.

В это утро на ленинградских вокзалах толпилось множество людей, особенно на Финляндском. Здесь 16 апреля 1917 года встречали Ленина, когда он в опломбированном вагоне вернулся через Германию из Швейцарии. Здесь он произнес речь с броневика перед массой сторонников, поддерживавших революцию.

Теперь, в это чудесное июльское утро, мысли людей, толпившихся на Финляндском вокзале – в этом историческом месте, – были далеки от революции, хотя перед бюстом Ленина, как всегда, в вазе были живые цветы. Люди покупали билеты и втискивались в поезда, отправлявшиеся за город – на север, в Сестрорецк и Териоки, расположенные у Финского залива и в Карелии. Покупали эскимо у мороженщиц в белых передниках; пока ждали прихода поезда, бросали 20-копеечные монеты в шапку слепого нищего, который медленно пробирался сквозь толпу и что-то грустно пел под гармошку. Поезда отходили каждые полчаса. Ни одного свободного места. Семьи, нагруженные корзинами с едой, молодые люди с гитарами и легкими рюкзаками за плечами.