900 дней. Блокада Ленинграда

Обоим фортам предстояла вскоре зловещая слава. При нацистах форт № 9 стал основным лагерем смерти в Прибалтике, не уступавшим Освенциму и Дахау. Тысяч восемьдесят литовцев, евреев, русских, поляков, французов, бельгийцев погибнут здесь в газовых печах. Форт № 6 при нацистах превратился в лагерь для военнопленных № 336. Через его тяжелые стальные ворота прошли около 35 тысяч советских военнослужащих. Лишь немногие из них уцелели. В форте № 6 был создан тюремный «госпиталь». За 11 месяцев (сентябрь 1941 – июль 1942 года) туда были помещены 36 473 советских военнопленных. Из этого количества умерли 13 936. В конце войны поблизости от форта № 6 обнаружены были 67 массовых захоронений, в одном из которых, по немецким данным, погребено 7708 человек.

Эти ужасы еще только предстояли в будущем. А тогда, 18 июня, перевод штаба в это надежное укрытие казался генералу Морозову мудрой предосторожностью на случай воздушного налета немцев или внезапного нападения местного населения.

Относительно надежности Каунаса в случае германского нападения ни Морозов, ни его штаб не питали иллюзии. Проявления литовского национализма стали почти ежедневными и приняли разные формы: иногда это была старушка, застигнутая за шитьем литовского флага, иногда выстрел в темноте, унесший жизнь советского командира.

19 июня весь день офицер связи майор В.П. Агафонов устанавливал технику в форте № 6. А поздно вечером подполковник Алексей Сошальский, начальник разведки, сказал Агафонову, что его тревожит подготовка немцев к наступлению. Говорят, установлена дата – 22 июня, воскресенье. Агафонов напомнил, что и раньше ходили слухи насчет 15 июня. Однако подтверждения их догадкам не было, ведь они как раз в этот день обнаружили, что линии связи 188-й дивизии перерезаны.

Агафонов, отец двоих детей, тревожился об их безопасности. Но если попытаться их отослать в тыл, его заклеймят, назовут «паникером». Он ведь знал, что генерал Морозов послал собственную дочку в пионерский лагерь, находившийся у самой границы.

21 июня приехал из своего полевого штаба, расположенного в Паневежесе, в трех часах езды от Каунаса, генерал-полковник Кузнецов. Его тревожило, что Морозов приказал выдвинуть войска на позиции у границы, Москва по-прежнему требовала не принимать никаких мер, которые немцы могут истолковать как провокацию. Именно этого боялся Кремль, а вовсе не сосредоточения немецких дивизий.

– Не слишком ли явно вы концентрируете войска на границе? – беспокоился Кузнецов. – А что, если они на другой стороне это учуют? Последствия будут неприятные.

– Мы все, что могли, сделали, – сказал начальник штаба генерал Шлемин, – чтобы наше продвижение было незаметным.

– Я слышал, – возразил Кузнецов, – что войскам выдают боеприпасы.

– Это верно.

– Ну, знаете, – сказал Кузнецов, – поосторожней с этим. Один случайный выстрел с нашей стороны, и у немцев будет повод для провокации.

– Мы понимаем, – ответил Шлемин, – мы людей строго предупредили.

Высокий важный Кузнецов и маленький бритоголовый Шлемин поглядели в глаза друг другу. Затем Кузнецов стал нервно натягивать перчатки, бормоча: «Обстановка сложная… Ужасная неразбериха…»

Большими шагами он направился к машине, посидел с минуту, словно хотел еще что-то сказать, с силой стукнул рукой по колену и уехал.

Майор Агафонов торопливо продолжал свою работу в форте № 6, трудился весь день и даже вечером в субботу 21 июня. Ему некогда было пойти ни на одно из собраний, которые проводились в этот вечер почти в каждом подразделении 11-й армии. Специальная группа политработников, направленная из Москвы Главным политуправлением Красной армии, получила указание провести во всей 11-й армии политзанятия и убедить войска, что война с Германией вовсе не является неизбежной. Занятия понадобились, чтобы умерить бдительность и «воинственность» 11-й армии.

Майор Агафонов трудился далеко за полночь. На границе, насколько ему известно, ничего нового, все тихо. Наконец телеграфная, радио– и телефонная связь установлена и укомплектована личным составом.

Около трех ночи они с генералом Шлеминым отправились в казарму отдохнуть и встретили полковника С.М. Фирсова, командира инженерных войск.

Фирсов был сердит, потому что достал в Прибалтийском особом военном округе партию мин, около 10 тысяч, собирался установить их вдоль границы, чтобы защитить район от возможного нападения немецких танков, и в субботу приступил к оборудованию минных полей, но генерал-майор В.Ф. Зотов, командовавший инженерными войсками округа, велел это прекратить.

«Очевидно, – мрачно усмехнулся Фирсов, – я слишком тороплюсь».

Винил он во всем Зотова, но на самом деле приказы шли сверху, Москва старалась «охладить пыл» 11-й армии и Прибалтийского особого военного округа, надеясь избежать войны.