99 дней

Я отвлеченно киваю и, тяжело дыша, откидываюсь на спинку пассажирского сиденья универсала. Мы остановились в темноте парковки гостиницы почти час назад, целовались и болтали ни о чем – о ребенке, как-то прогуливающемся голым по лобби, о пицце с инжиром и горгонзолой, ставшей сегодня в магазине фирменным блюдом. Теплые руки Гейба медленно и уверенно скользят по моей футболке. Не могу решить, смешно это или подозрительно – вот так прятаться в машине под ветками сосен с приглушенным радио, но реальность такова, что я не хочу приводить Гейба к себе домой, и мы уж точно не пойдем к нему, поэтому… остается универсал.

– Конечно, – отвечаю я, убирая волосы за уши и с любопытством поглядывая на него. Мои губы опухли и покалывают после столь долгих поцелуев. Щеки Гейба порозовели, и я улыбаюсь, словно чего-то достигла – наши встречи кажутся другими, одновременно и более, и менее серьезными. Мы с Патриком, до того как начали встречаться, ничем и ни с кем не занимались и мучительно медленно продвигались вперед. Каждый новый этап был растянутым и слегка пугающим, мы были такими близкими, но при этом все, что мы делали, казалось совершенно новым. С Гейбом все не так: во-первых, между нами уже произошло то, к чему все шло, и во-вторых, это же Гейб. С ним все легко. С ним и это легко. Не на чем зацикливаться, нечего обдумывать. – Что случилось?

Гейб слегка морщит нос, словно к чему-то готовится. Фонари парковки сквозь окно отбрасывают на его лицо тусклый свет.

– Дело вот в чем, – начинает он осторожнее, чем обычно, нерешительнее, чем я привыкла – я считаю его человеком, который получает все, что хочет, который не стесняется чего-то просить. – Что думаешь насчет вечеринки?

И в этот момент весь кайф, все удовольствие, курсирующее по ногам, рукам и всему остальному телу, тут же испаряется. Я даже хрюкаю.

– Ни за что, – говорю ему и качаю головой так решительно, что она может сорваться с шеи и запрыгнуть на заднее сиденье машины. Даже не надо спрашивать, о какой вечеринке идет речь. – Ни-и-и-и-и-и за что. Отличная попытка. Нет. Нет и тысячу раз нет.

– Я просил не впадать в панику! – протестует Гейб, посмеиваясь. Тянется к моей руке через коробку передач, переплетает свои пальцы с моими и тянет, пока я не оказываюсь в достаточной близости, чтобы он мог поцеловать меня в линию подбородка. Он слегка царапает зубами, и я дрожу. – Слушай, – бормочет он, нос касается кожи за моим ухом, – знаю, глупо вообще это спрашивать…

– Да, немного глупо, – соглашаюсь я и отстраняюсь. Эту вечеринку семья Доннелли закатывает каждый год, чтобы отметить все три летних дня рождения: Джулии, Патрика и Гейба. На зеленом просторе фермы проводится пикник с игрой в волейбол и четырнадцатью различными видами выпечки, всю ночь играет Beatles. В детстве этот день был самым лучшим летним днем. В прошлом году я впервые его пропустила. – Как я смогу прийти на вашу вечеринку, где твоя мама ненавидит меня, твоя сестра ненавидит меня, твой брат ненавидит меня больше кого-то другого, и я с ним встречалась, и ты, с которым я…

Резко замолкаю, вдруг смутившись и не зная, как продолжить. Не зная, кто мы с Гейбом друг другу. Мысли о том, чтобы заявиться на важное событие семьи Доннелли с кем-то другим, но не Патриком, достаточно, чтобы проглотить язык. Чтобы задаться вопросом, кто я такая. Целоваться с Гейбом в универсале – одно дело, эгоистическое и глупое, но веселое, свободное и легкое. Это секрет, который никому не приносит вреда.

А вечеринка? Это совершенно другое.

– Я, с которым ты что? – подстегивает он, слегка поддразнивая. Затем тянется свободной рукой и вырисовывает на моей обнаженной, чуть колючей коленке круг. Кончики пальцев поднимаются все выше, пока не оказываются у края шортов. Я вдыхаю. – Я, с которым ты что, м?

– Заткнись, – бормочу я, чувствуя, как везде, где он касается меня, кожу покалывает, не говоря уже о местах, где не касается. Жду минуту, перед тем как продолжить, и слышу слабое пение цикад и отдаленный крик совы на соснах. – Ты, с которым я каждый вечер в машине занимаюсь ерундой.

– О, так вот чем ты занимаешься? – Гейб хищно улыбается мне, но за этим скрывается что-то, что я не могу распознать. – Вот, значит, чем?

– Я имею в виду, – машу руками, чувствуя себя неловко, чего в присутствии Гейба никогда не бывало, – разве это не так?

Тот качает головой.

– Не знаю, Молли Барлоу, – отвечает он, пристально глядя на меня. – Я ждал от тебя предложения сделать из меня добропорядочного человека, но пока ничего не выходит.

– Действительно? – спрашиваю я, и мой голос звучит мягче, чем я ожидала. – Вот чего ты хочешь?

– Да, – говорит он, его спокойный голос почти в точности соответствует моему. Он как будто задумывается, словно в данный момент с ним происходит что-то не то. – Правда-правда. – Его рука все еще лежит на моем колене, он сжимает его и говорит: – А что насчет тебя?