99 дней

– Не знаю. – Запускаю руку в свои спутанные волосы, чувствуя себя одновременно загнанной в угол и веселой. Я словно после своего возвращения сюда лишилась способности принимать решения, как будто не могу увидеть разницу между любовью и одиночеством. Мне нравится Гейб, очень нравится: его улыбка, твердое сердце и добродушный характер, точно он ждет, что мир встанет на его сторону, и именно так и происходит. Проведенные с ним дни кажутся драгоценными камнями, вплетенными в длинную потрепанную веревку лета, ценными и неожиданными. – В смысле, да, но…

– Да? – Гейб улыбается.

– Возможно! – Вскидываю руки и нервно смеюсь. – Прекрати, ты – это ты, конечно, я об этом думала.

О, ему это тоже нравится.

– Я – это я, да? – спрашивает он, вскинув брови.

– Уф, не будь таким грубым. – Закатываю глаза и пытаюсь это представить: что меня никогда не примут в его семье, что настоящие отношения с Гейбом приведут к свежим пыткам, к сдиранию корочки с ран, что только начали заживать. Не говоря уже о том, что в начале сентября я уеду в Бостон. Что случится в конце лета? Мы просто дадим друг другу пять и скажем, что было весело? Именно угроза расстояния расстроила наши с Патриком отношения – точнее, это одна из причин. Их было много. И все равно глупо начинать с Гейбом роман, на котором уже несмываемыми чернилами написан срок годности.

Я вдруг понимаю, что Патрик никогда таким образом не просил меня стать его девушкой. Мы вроде как всегда были парой. Никаких осознанных решений, мы вдвоем просто погрузились в это – погрузились друг в друга – и остались там. Никто не знал, как выбраться.

– Как это будет выглядеть? – наконец спрашиваю я и выпрямляюсь, спина прижимается к пассажирской двери. – Что мы с тобой встречаемся?

– Ты имеешь в виду, для других? – спрашивает Гейб, качая головой. Я пугаюсь.

– Начнем с твоей семьи.

– Они справятся. – Гейб говорит взволнованно. – Или нет, но они пока не смирились, правда? Зачем позволять людям, одержимым идеей не прощать тебя, мешать твоему счастью? – Он замолкает, вдруг засмущавшись, словно до него только сейчас дошло, что он, возможно, зашел слишком далеко. – В смысле, если предположить, что тебе только это мешает. – О господи, он действительно краснеет. – И что ты этого хочешь.

– Я хочу, – выпаливаю я, осознав, что это правда: я хочу дать нам шанс, хочу попытаться быть счастливой до конца этого лета. – К черту других, ты прав. В смысле, нет, ты не прав, не совсем, мне кажется, ты много чего не учитываешь, но…

– Молли.

Гейб смеется и набрасывается на мой рот. Это неуклюжее столкновение никак не похоже на спокойные движения, к которым я привыкла, иногда мне даже кажется, он продумывает на полшага вперед. Эти движения спонтанные, слегка неловкие. Наши зубы встречаются со стуком. И все равно это, наверное, мой самый любимый поцелуй от него за все лето. После него Гейб улыбается и прижимается теплым лбом к моему.

– Я все равно не пойду на эту чертову вечеринку, – упрямо бормочу я.

Гейб довольно смеется, уткнувшись в мою щеку. И затаскивает меня на заднее сиденье универсала, наши руки и ноги переплетаются… Я чувствую запах его шеи и чистой футболки и вижу в окно, как восходит белая луна, тяжелая и почти полная.

День 26

Я резко просыпаюсь в половине пятого – сердце колотится – и скидываю с себя одеяло. Волнение от того, что происходит с Гейбом, – а это волнение, ведь после того, как он подбросил меня до дома, мое тело еще час гудело, я ощущала его поцелуи на своем животе и ребрах, – не способствовало полноценному сну. На самом деле все наоборот. После трех ночных кошмаров с Патриком в главной роли я сдаюсь и в темноте надеваю кроссовки для бега. В голове крутятся воспоминания и сожаления.

Ноги наконец превращаются в желе, пот течет по позвоночнику – чувствую слабость от жары и обезвоживания, бегу так, словно что-то меня преследует, словно моя жизнь в опасности. В итоге упираюсь руками в колени, лицо красное и покрылось пятнами, в боку колет так, будто кто-то схватил за легкие и с силой их сдавил.

Поверить не могу, что когда-то меня хотели отправить в Бристоль, чтобы я бегала, но все так и было: в десятом классе в марте, во время моего забега против монастыря Святого Сердца, на трибунах появилась загорелая подтянутая женщина, а потом и следующим утром на тренировке. После обеда меня вызвали к руководству, усадили на пластмассовый стул и дали брошюру.

– Подумай об этом, – призвала меня рекрутер. Ее волосы были убраны в аккуратный хвостик на макушке, на ногах спортивные кроссовки, будто она планировала сразу после этой встречи отправиться бегом в Аризону. – Просто пища для размышления на следующий год.