По ее зеленому лицу сразу становится ясно, что произойдет, пусть даже она не заканчивает предложение – поблизости не замечаю ни одного ящика для мусора, поэтому хватаю ее за плечи и веду к полянке подальше от палаток.
– Вот здесь, – инструктирую я, заставляя наклониться и расставляя ее ноги, словно она кукла. – Ты в порядке.
Продолжаю повторять эти слова, пока ее рвет, поглаживаю по спине и слежу, чтобы ее рыжая коса не попала в выходящую гадость. Такое ощущение, что проходит много времени. Я ненавижу звук рвоты – саму начинает тошнить, но не могу уйти и бросить ее, поэтому смотрю на деревья и стараюсь особо не прислушиваться.
– О господи, – говорит, закончив, Тесс, выпрямляется и вытирает рот тыльной стороной руки. Ее глаза покраснели, а лицо опухло. Она словно постарела на десять лет. – Мне жаль. Мне так жаль. Только не рассказывай Патрику, хорошо? Пожалуйста, не рассказывай Патрику.
– Ему будет все равно, – заверяю я и убираю с ее лба выпавшую прядь волос, хотя мне самой хочется скрыть это от него. Знаю по опыту, что он не из тех, кому можно признаться в своем фиаско. – Он лишь захочет убедиться, что ты в порядке. Но, конечно, я не расскажу. Хочешь прилечь?
– Воды, – говорит Тесс, поэтому киваю и веду ее за руку назад к нашим вещам, затем роюсь в рюкзаке и достаю большую бутылку воды.
– Пей медленно, – предупреждаю, чтобы ее снова не стошнило. Тесс покорно кивает и пьет воду, а потом забирается в палатку и вырубается на спальном мешке Патрика, даже не успев раздеться. Снова набираю воду в бутылку и засовываю к ней, чтобы попила потом. Похмелье будет тяжелым.
Иду обратно через поле, чтобы найти Гейба, но натыкаюсь на Патрика, который сидит у почти прогоревших угольков костра и смотрит на пламя, освещающее его лицо. Он серьезен, словно пытается разгадать загадку. Его папа раньше тоже разжигал для нас костер на заднем дворе дома и рассказывал перед сном длинные запутанные истории. Мы засыпали в спальных мешках бок о бок. И сидели так же во время рассказов Чака.
Не знаю, замечает он меня или просто чувствует, но через мгновение поворачивается и поднимает руку, чтобы помахать. Я с минуту стою на месте, смотрю на него и гадаю, что произойдет, если я подойду и сяду рядом с ним.
Если подамся вперед и поцелую его перед сном.
Господи. Что со мной такое? Я только что поддерживала волосы его девушки, пока ее рвало. Трясу головой, чтобы привести мысли в порядок. Поднимаю руку и машу в ответ.
День 35
Как и ожидалось, Тесс весь следующий день отдыхает, устроившись в гнезде из спальников с книгой Стивена Кинга и пакетиком сушек – ничего более соленого найти не удалось. Мы же идем в поход, пока мозоли не начинают кровоточить и не создается ощущение, что горы двигаются вместе с нами. Патрик наталкивается на ядовитый сумах. Имоджен жалит оса. Одежда натирает мою сгоревшую кожу, и я клянусь всем, кто меня слышит, что с походами покончено навсегда.
– Я серьезно, – говорю Имоджен, ковыляя вниз по горе, волосы выпадают из растрепавшегося пучка. – Как только вернемся домой, я обоснуюсь в герметичном пузыре и больше никогда не выйду.
– Отличный план! – весело говорит Джулия, подходя к нам сзади. Мы с Имоджен смотрим друг на друга широко открытыми глазами и впадаем в истерику.
– Эта Джулия, – произношу, задыхаясь, я, почти сгибаясь от смеха. Давно мы с Имоджен так не хохотали, с тех самых пор, как я уехала. Не знаю, может, дело в усталости или чем-то еще, но ожог практически того стоит. – На нее всегда можно положиться.
К нашему приходу Тесс уже приходит в себя и помогает Патрику жарить на костре бургеры и хот-доги, раскладывая булочки ровными рядами на столе.
– Тебе получше? – спрашиваю, когда подхожу за едой для себя и Гейба, а также за сногсшибательным брауни, приготовленным Имоджен. Тесс быстро кивает и наклоняет голову, чтобы принять поцелуй в щеку от Патрика, который, вероятно, состоялся ради меня – невозможно сказать точно.
– Отлично, – радуюсь я, держа в руке бумажную тарелку и чувствуя, что на лице отражается странная гримаса, с которой ничего не могу поделать.
Убеждаю себя, что не надо чувствовать себя так, что я раздражена из-за солнечного ожога и сна на твердой земле третью ночь подряд. Но позже, возвращаясь из душевой с зубной щеткой в одной руке, а второй потирая противоположную руку – в горах прохладно, по всему телу бегут мурашки, – замечаю, как Патрик поддерживает полог палатки, чтобы в нее забралась Тесс. Не слышу, что он ей говорит, но слышу в ответ ее громкий смех, который приглушается, когда Патрик застегивает молнию. Эту же палатку Чак ставил для нас каждое лето за домом, когда мы были маленькими. Я знаю, что внутри пахнет нафталиновыми шариками и пылью.
Втягиваю воздух, сраженная наповал неожиданным жгучим желанием прокричать: «Стой!», как, например, когда кто-то делает шаг перед приближающейся машиной или кладет руку на горячую конфорку. Словно я пытаюсь предотвратить что-то ужасное и чудовищное, от чего будет больно только мне.