99 дней

– Я тоже так думаю. – Имоджен улыбается, опускает кисть в стеклянную банку с водой и жестом приглашает меня на кровать. В раму зеркала воткнута фотография, на которой запечатлены она и Тесс в выпускных мантиях. На стуле висит толстовка Род-Айлендской школы дизайна. – Готова? О, ты купила пирог?

– В расчете на примирение, – говорю ей, делюсь вилкой и устраиваюсь на древнем покрывале. Она дает мне перемешать колоду, которую я возвращаю через некоторое время. – Готова, – отвечаю, делая вдох.

Имоджен кивает.

– Подумай о своем вопросе, – инструктирует она, как и всегда. Помню, в средней школе я хотела знать, нравилась ли Патрику. После Гейба мысленно умоляла карты подсказать мне, что делать. Сегодня я даже не знаю, зачем пришла, но не успеваю собрать свои мысли, как Имоджен раскладывает карты на кровати.

– Ты сделала мне больно, – говорит она, и я включаюсь, как будто во время урока произнесли мое имя. – Когда вот так исчезла. – Имоджен смотрит на колоду. Ее ресницы накрашены фиолетовой тушью и отбрасывают тень на щеки. – Молли, ты была моей лучшей подругой. У тебя всегда был Патрик. Но у меня была лишь ты.

Открываю рот, чтобы оправдаться, начать извиняться и никогда не переставать, но Имоджен поднимает голову и качает головой.

– Подумай о своем вопросе, – снова просит она, в этот раз помягче. Вздыхает и переворачивает первую карту.

День 41

– Ты же в курсе, что будет завтра? – спрашивает меня Гейб. Мы сидим за стойкой магазина и едим пиццу, запивая колой, масло с кусков собирается в складках дешевых бумажных тарелок. Я и забыла, как любила пиццерию Доннелли. Мне вдруг очень хочется поесть этой еды, словно в моем организме недостает какого-то секретного ингредиента.

Смотрю на него, прищурившись. К его нижней губе прилип кусочек сыра, который я убираю.

– День, наступивший после сегодняшнего?

– Да, – говорит Гейб. – А ты очень проницательная. А еще завтра первый день парада «Рыцарей Колумба».

– Правда? – Парад «Рыцарей Колумба» – самая странная из летних традиций, когда в городском парке разворачивают сомнительные аттракционы, а продавцы торгуют на улицах сосисками, перцем и сладкими лепешками. Его устраивают, чтобы выжать из туристов максимум денег, но мы все его тоже любили и ходили бы по четыре раза в неделю, если бы кто-то согласился нас отвезти. Посреди Стар-Лейк как будто вырастает Лас-Вегас с мерцающими неоновыми огоньками и громкой музыкой. Летом после четвертого класса Патрик, несмотря на терпеливые предупреждения Чака, шесть раз прокатился на качелях, и его стошнило хот-догом на себя – и не только. Возникает мысль напомнить ему о том, что его однажды стошнило на меня, и наши отношения пережили такое.

Гейб все еще смотрит на меня в ожидании, его глаза при ярком освещении магазина кажутся синими-синими. В красных кабинках сидят старшеклассники, какая-то семья разделывается с пирогом с двойной сырной начинкой и кувшином виноградной газировки. Я моргаю, и воспоминание о Патрике рассеивается, исчезает в воздухе, словно облако муки.

– С удовольствием схожу, – отвечаю Гейбу, стянув с его тарелки корочку пиццы и быстренько доев ее. – Не могу дождаться.

День 42

Мы отправляемся на парад с друзьями Гейба, шумной компанией, прогуливающейся между аттракционами в розово-фиолетовых сумерках. Мои ботинки поднимают облачка пыли. Здесь все, кто ездил на фестиваль «Падающая звезда»: Тесс и Патрик, Имоджен, Энни и Красавчик Джей; мое тело дрожит одновременно с гулом, исходящим от длинного ряда игровых автоматов. От будки с водяным пистолетом периодически доносится «Эй!», когда снова и снова играет песня Rock and Roll Part 2. Я забираю сдачу у продавца сладкой ваты, когда Тесс касается моей руки.

– Можно с тобой поговорить? – спрашивает она.

– Конечно, – отвечаю, наморщив лоб и гадая, что рассказал ей Патрик – хоть и рассказывать нечего, но все равно. Отдираю комок ваты и, засунув в рот, иду за ней за угол к большому жужжащему генератору. – Что стряслось?

– Я так и не отблагодарила тебя, – говорит она, склонив голову, хотя, кроме меня, здесь никого нет. На ней чистые белые шорты и клетчатая рубашка, из косметики лишь блеск на губах. У нее длинные светлые ресницы. – За тот вечер.

– За что? – спрашиваю ее, проглотив комок и в недоумении глядя на нее. – О, за воду и все такое? Даже не беспокойся. Серьезно, это могло случиться с каждым из нас. Мы все напились.

Тесс качает головой.

– С тобой такого не случилось бы.

Меня это удивляет.

– Мне нравится, что ты считаешь, будто я могу контролировать свою жизнь, – слегка посмеиваюсь и машу перед ней ватой, чтобы она оторвала немного себе. – Это очень мило.

– Не знаю. – Тесс улыбается в ответ. – Иногда мне просто кажется…

– Девчонки! – кричит издалека Патрик, показывая на нашу компанию, которая уже пошла дальше по парку в сторону громадных аттракционов. – Вы к нам присоединитесь или как?

– Мы обсуждаем месячные, – громко сообщает ему Тесс, отчего я смеюсь. – В любом случае спасибо, – тихо добавляет она.

– Не за что, – отвечаю ей. – Правда.