9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Ровно в ту секунду, когда я уже обезумел от своей беспомощности, она повернулась ко мне. Ее нисколько не удивило, что мои глаза были открыты. Наоборот, она словно ожидала увидеть меня в сознании именно в тот момент. Она улыбнулась под своей маской и аккуратно погладила мои волосы. Наклонившись чуть ближе ко мне, она ласково произнесла: «Привет». Мышцы моей правой руки судорожно дернулись, сигнал из мозга смог наконец прорваться. Она положила свою руку поверх моей, прошептала: «Тише-тише. Все хорошо». У нее были большие светло-серые, практически бесцветные глаза, при чем один самую малость уходил в спектр лазури. Эта видимая асимметрия порождала ощущение идеального эстетически выверенного несовершенства, завораживающего своим абсолютным отсутствием. Глаза обрамляли густые, унифицировано накрашенные ресницы.

Я с глубоким удовлетворением почувствовал, что обладаю пусть и частичным, но все-таки контролем над своей правой рукой. Чуть приподняв свою кисть, мне удалось дотронуться до ее запястья. Это вызвало удовлетворенную улыбку на ее лице. Под маской я не мог ее увидеть, мне лишь оставалось догадываться по маленьким мимическим морщинкам и прищуру ее бесцветных глаз.

Девушка с «М.» на груди встала с кровати. Оправила от складок свою униформу и вышла из палаты. На какое-то время я остался один, во всяком случае в поле зрения, на которое я мог рассчитывать из-за своей неподвижной головы. Было неуютно тихо, мне пришлось поскрести пальцами по простыне, чтобы убедиться, что со слухом у меня все в порядке. Из окружения лучше всего мне был виден белый подвесной потолок со встроенными светильниками. То было мое первое знакомство с ним, но в ближайшее время он станет известен мне до боли знаком во всех своих подробностях. Я сосчитал количество лампочек: ровно шестнадцать. Стены были окрашены в приятный светло-бирюзовый тон. Из окна был виден все тот же кусочек пронзительно голубого неба. Особенно рассматривать было нечего, разве что проводки, отходившие от датчиков, расположенных на моем теле. Но они уходили за пределы моего зрения. В тот момент, когда я во второй раз начал пересчитать светильники на потолке, дверь открылась.

Вместе с М. вошел мужчина средних лет в белом халате. Они были одного роста, но в этом была больше заслуга девушки, нежели недостаток врача. Он подошел ко мне поближе, посмотрел на приборы за мной, проверил показания, что она записывала в тетрадку, затем посветил мне в глаза фонариком. Я не обращал на него особого внимания. Все мое внимание было приковано к М. Она была немногим выше среднего роста, ее больничная униформа, больше на размер, чтобы избавить окружающих мужчин от классических сексуальных фантазий, все равно не могла в полной мере скрыть изгибов ее фигуры. Врач повернулся к ней и обменялся парой фраз. Говорили они тихо, так что я не мог разобрать. Я почувствовал себя маленьким ребенком, в присутствии которого родители начинают говорить тише или использовать специальные слова, чтобы тот, не мог понять, что его ожидает.

Врач достал шприц и ввел его содержимое в проводок. Практически сразу я начал чувствовать, как мои глаза начинают смыкаться. Это вызвало панику. Я только увидел дневной свет, которого так долго был лишен, снова мог лицезреть знакомые, но в такой ситуации удивительно прекрасные вещи и очертания, как надо было уходить. Я не хотел обратно в безвременье и темноту. Я начал бороться, моя ладонь сложилась в подобие кулака. Врач перед уходом бросил мне, что все будет хорошо, но я его не слышал. В голове звенело от несправедливости и страха. Меня уносило все дальше и дальше, я цеплялся за сознание. Врач вышел, но М. задержалась около меня. Она подошла ближе и положила свою ладонь мне на грудь. Не знаю почему, но, когда она это сделала, я отказался от борьбы и был готов абсолютно ко всему, что может случится дальше. Глаза закрылись, и я вновь уверенно начал погружение к самым темным глубинам.

В тот раз временное пребывание в пустоте чувствовалось как нечто совершенно неуместное. Казалось бы, возвращаешься к тому же самому, предельно знакомому, неизменному в своей сущности, но сам уже находишься в совершенно другом состоянии, с твердой уверенностью, что не задержишься надолго. И вроде все на своих местах в том же месте, и все представляет собой то же самое, и вы находитесь также рядом, как и до этого, но все это воспринимается совсем по-другому. И ты сам себя чувствуешь иначе. И сознание, ранее отчаянно цеплявшиеся за обрывки слов и натужные панические умозаключения, теперь же наполнено миллионом мыслей одновременно. Так что безмерное пустое пространство не может сколько бы то ни было более устрашить – просто становится не до него, единственное желание, которое бесцеремонно занимает весь твой разум – это снова вернуться обратно, чтобы увидеть солнечные блики на бесцветном потолке, чтобы прочувствовать тепло солнечных лучей на своем лице …. Нет, на это все абсолютно было наплевать. Вернуться только для того, чтобы увидеть М., услышать М., дотронуться до М.