9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Удивительно, что все мои мысли были заполнены ее образом. Она всего лишь медицинский работник, по служебной обязанности присматривавший за мной и волею судьбы оказавшийся рядом, когда я пришел в сознание. Другие вещи должны были быть куда важнее для меня в ту минуту. Я даже на мог с полной уверенностью сказать, что я был в порядке, что я смогу нормально передвигаться, да я даже не мог знать, покину ли я когда-либо ту больничную койку. Конечно, эти мысли беспокойными вспышками мелькали в голове, омрачая мое временное пребывание в бессознательном состоянии, но они при всей своей неоспоримой трагичности казались совершенно незначительными и второстепенными.

Не знаю, сколько времени прошло перед тем, как я вновь открыл глаза. Может несколько часов, может несколько суток. Я очнулся ночью. Рядом никого не было. Темноту, воцарившуюся в палате, разбавлял неоновый свет от множества электронных медицинских приборов, придавая ей несколько гламурно-танцевальный оттенок. Окно было приоткрыто. Запах летней ночи проникал внутрь, заставляя потесниться застоялый воздух больничных покоев. Он окончательно стер остатки снотворного. Какое-то время я лежал, не шевелясь. Прислушивался к тишайшему попискиванию приборов, приглушенному шороху из коридора, потрескиванию деревьев снаружи. Все было тактично тихо. Словно все вокруг понимало, что рядом находятся люди, которых нельзя беспокоить, и это все всячески старалось не переходить за порог в пару децибел.

Я попробовал пошевелить рукой. На этот раз у меня это получилось без каких-либо затруднений. Я методично коснулся своим большим пальцем четырех остальных. Даже получилось ненадолго приподнять запястье и подержать его навесу. Со второй было не все так радостно, она не слушалась, но я ее чувствовал, что сигналы проходят, ощущал ее легкие подергивания в ответ, со временем контроль над ней также должен восстановиться. Шея мучительно затекла, с тупой ноющей болью я попробовал повернуть голову.

На шее была фиксирующий бондаж. И хотя он стеснял движения, приложив некоторые усилия можно получить немного свободы. Моя правая нога была запечатана в гипс. Она была немного приподнята с помощью подвесов. Левая рука была плотно зафиксирована к туловищу. На руке, что оставалась свободной были заметны подживающие ссадины. Интересно, что из себя представляло мое лицо? По крайней мере я смотрел двумя глазами, так что ничего непоправимого не случилось. Я постарался насколько возможно посмотреть по сторонам. Слева находилась еще одна постель, аналогичная моей. На ней лежал мужчина в возрасте, с седыми волосами и бородой. Возле него стояла тумбочка, на которой в маленькой вазочке были несколько веточек сирени. Лично я ее никогда особенно не любил, но вряд ли, это было указано в моей медицинской карте. Впрочем, выглядело довольно мило.

Так я пролежал несколько часов, попеременно посылая сигналы разным частям своего тела и анализируя реакцию. Особенных поводов для радости не было, однако, я все равно был наполнен оптимизмом. Сам факт пробуждения был уже огромным достижением. Ночную тьму изредка разрезал электрический свет фар приезжавших автомобилей. На улице была слышны звуки суеты экстренной медицинской службы, которые, впрочем, довольно быстро прекращались. В коридоре было по-прежнему тихо. Я снова был предоставлен сам себе в полной пустоте, только теперь она была представлена не своей всемогущей метафизической ипостасью, а вполне мирскими отсутствием света и значимых событий. Видимо, так просто от нее не отделаться. Можно было по новой начать задавать себе все те же вопросы, прокручивать уже озвученные мысли, повторять слово «Пустота» до бесконечности. Но я просто лежал и вздыхал приятный ночной воздух. Этого казалось вполне достаточно. Когда первые лучи рассвета стали робко заползать на белоснежный потолок, я смог заснуть, уже сам.

То было уже не ужасающее падение к отсутствующему метафизическому состоянию всего сущего, а именно сон, обычный спокойный сон, обусловленный банальной циклической сменой состояния человеческого организма. Вроде бы мне даже что-то снилось.