В момент, когда я подошел, на переднем плане был парень с зеленым ирокезом и в деловом костюме с отрезанными рукавами. Он с пламенной страстью, достойной лучших ораторов, говорил об искусстве абсурда. Смешивая вперебой такие заявления, что любой бутерброд может стать президентом, и чудачество и непонятность являются высшим благом. Не знаю, насколько серьезен он был в своем изречение про бутерброд, думаю, можно было бы подставить какие угодно слова, любое может быть любым, сути бы не изменило, но вот вторую часть про чудачество он продиктовывал весьма здраво. Остальные, образуя некий задний план изменяли позы со слогом, на который он делал ударение. Он говорил: «да!» (пятеро сзади изменяют позы и застывают) я за то, чтобы нарисовать одним карандашом все окружение вокруг заново. Да! (все снова двигаются и застывают) я за то, чтобы идиотизм больше не был ругательным словом, хотя какая разница? Ведь – это всего лишь идиотизм. И так далее – Да-движение-остановка-реплика и снова по кругу. Все это сильно напоминало детскую игру «Море замри», только с каким-то извращенно-взрослым наполнением. В конце своего выступления парень обошелся без какого-либо вывода, вернее он последовательно накалял атмосферу, увеличивая громкость и размашистость жестикуляции и мимики, дойдя до апогея, он набрал воздуха в легкие… Все приготовились, но вместо финального аккорда он просто выдохнул, махнул рукой и вернулся к остальным. Собравшийся народ нерешительно поаплодировал.
Потом вышел небольшой паренек с наметившимся животиком в толстых очках. Он тихо, словно стесняясь, начал говорить о силе повседневности, скрытых смыслах, и символах, что скрываются повсюду. Он забрал пальцами землю с клумбы, вдохнул ее и поделился, что она ему напоминает ему детстве в деревне, красках заката, кислом щавеле и дикой землянике, звездном небе, о первой влюбленности. Затем с улыбкой он лег на асфальт, поглаживая шероховатую холодную поверхность. Обставленный, уверен, не до конца понимающими зрителями, он говорил о силе города и индивидуальности, о разбитых коленях, страстных поцелуях на лавочках и отсутствии звездного неба. На заднем плане остальные пять актеров, уподобившись неким аморфным существам под стать тихому интимному тону повествования, совершали плавные гипнотические движения, подчиняясь робким дуновениям городского ветерка. Парень поднялся, небрежно отряхнувшись. Обвел всех глазами зрителей, словно собравшихся по какому-то случаю дальних родственников и уже громко, с искренней улыбкой, объявил, что никогда нельзя переставать чувствовать и видеть окружающий мир. Именно в этот момент, мне размашисто на ногу наступила, дерзкая старушка с суровым лицом, которая, руководствуясь своим эгоистичным любопытством, пробралась вперед всех. Я с удовлетворением подумал, что еще не перестал чувствовать окружающий мир.
Следующей настала очередь А. Твердыми шагами он вышла вперед, со взглядом голодного хищника. В ее руках был сложенный зонт-трость. Я стоял прямо перед ней. Выдохнув, она замерла на пару секунд с закрытыми глазами и громко произнесла: «Ваш бог – латентный гей!». Бабушка, что протиснулась передо мной плюнула на асфальт и, что-то бормоча себе под нос, удалилась. Больше никто из зрителей какой-либо эмоций не проявил, так как большинство из-них были иностранцы, а их экскурсовод, к счастью, не посчитал нужным переводить это вступление. А., выдержав достойную драматическую паузу, продолжала:
– Да и мой тоже, так получилось. Если человек создан по образу и подобию божьему, то Он – тот еще мудак. Такой огромный бородатый избалованный ребенок с садистскими приколами и комплексом неполноценности, который всячески пытается прятаться за своим социальным статусом и положением. Он требует веры, беспрекословного подчинения. Иначе истерика, ад и вечные муки. Все очень просто. «Ты либо любишь меня, либо идешь к черту!» – как однажды мне заявил мой бывший. Но он, к сожалению, уж точно не был богом. В любом случае, не самый приятный выбор. Но Бога можно понять, у него уйма проблем: столько молитв, просьб, требований, обращений приходится выслушивать. Столько дел и ожиданий. И всем надо угодить. Но всем не получается. Как это можно сделать, когда фанаты обеих противоборствующих команд взывают к тебе? Даже Богу это не под силу. Вот он и вымещает весь свой стресс на нас, в обратку.