9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Внутри уже было человек двадцать. Все выглядели под стать заведению: стильно и лаконично, в педантично отрепетированных позах в геометрически выверенной одежде и очках с тяжелой оправой. Со стороны это выглядело как формальное соревнование в надменной изысканности: как убедить всех остальных, что ты – самый умный в комнате только одним своим видом? Полагаю, главным критериями были степень бесформенности одежды и тяжеловесность очков. Я же, выбежав из дома, в чем было, в стареньких джинсах и, как мне казалось ровно до того момента, довольно симпатичном свитере, почувствовал себя лишним элементом. Но, с другой стороны, разве может быть понимание красоты полным, когда нет некого безобразного элемента для сравнения? Смело приняв на себя роль такого контрапункта, я аккуратно разместился на неудобном стуле. Ко мне неохотно подошел официант и молча протянул маленькую бумажку. Это оказалось меню: пять позиций из блюд плюс три из напитков. В сумме из восьми я знал, что из себя представляют от силы две, о еще двух догадывался. Я хотел тайком проверить в интернете, чем являются остальные, но телефонная связь отказывалась работать в этом бетонном бункере. Пришлось ограничиться лишь стопочкой фирменной настойки, хотя есть хотелось довольно сильно.

Будто дожидаясь ровно того момента, когда официант принесет мой скудный заказ, задумчивые фортепианные ноты вступления донеслись из колонок, спрятанных где-то в интерьере. Появившись из-за спрятанной двери в стене, к дальней стене босиком вышла А. в свободном темно-сером шелковом платье. Я приподнялся, сзади из-за плотной рассадки сцены практически не было видно. А. остановилась в центре в окружении пристальных взглядов. Специального освещения предусмотрено в помещении не было, она довольствовалась обычным верхним светом. А. подчиняясь тихой мелодии начала свой танец, исследуя отведенное ей и пространство. Хотя, пожалуй, танцем – это нельзя было назвать в полной мере. Скорее походило на физическое воплощение мощного чувства то ли тоскующей ярости, то ли яростной тоски. Мягким изображением минорной мелодии она двигалась, плавно и грациозно, словно фарфоровая балерина из музыкальной шкатулки. На записи вступил мужской голос, глубокий баритоном он зачитывал трагическое стихотворное произведение. Произведение становилось громче, накал усиливался. А. ловила все эти мельчайшие изменения, ее движения становились решительнее, она уже не плыла по воздуху – она разрезала его. К фортепианной мелодии добавилась ритм-секция. Ее распущенные рыжеватые волосы были как плывущее пламя, искра жизни, в этом выхолощенном строгом антураже. Она прижималась к стенам, отталкивалась от них, падала на колени, поднималась, запрокидывала голову, раскидывала руки, но тотчас собирала их вокруг своего тела. Как физическая иллюстрация мелодии она следовала за ней, каждой нота представляла собой нервный импульс, который распространялся по телу девушки и находил выход в движении. Ее коленки покраснели от множества падений на холодный бетонный пол, на лице заблестели капли пота. Все зрители внимательно ловили каждый ее жест, бессознательными движениями повторяя за ней. После апогея, когда музыка сошла на нет, она рухнула на пол, тяжела дыша. Стало тихо. Раздались аплодисменты. А. поднялась, поклонилась и скрылась за дверью в стене.

Следующим на сцену вышел парень из зрителей. Он взял микрофон и начал читать стихи, вероятно, собственного сочинения. Послушав первое, я вернулся на свое место за столиком и жестом обратился к официанту с просьбой повторения заказа. Он выполнил мою просьбу. Опустошив вторую, я погрузился в мысли о потрясающей пластике А. Парня у микрофона я совсем не слушал, люди в зале с перерывами аплодировали ему. Через пару дверь приоткрылась и А., на цыпочках прокравшись вдоль стены, оказалась возле меня и приветственно кивнула. На щеках был румянец, грудь еще усиленно вздымалась после такого энергичного выступления. Она сменила сценический наряд на черный свитер, очень сильно походивший на мой. Я кивнул ей в ответ. Я быстро расплатился на баре, и мы вышли на улицу.

– Я и подозревал, что актерское мастерство включает в себя еще и такую потрясающую пластику, – начал я разговор.

А. взглянула на меня с улыбкой и лишь хмыкнула.

– Довольно милое место, – я продолжал. – Это что-то типа площадки для молодых артистов?