– Они все равно не поймут. Люди никогда ничего не могут понять, насколько убедительными не звучали причины. Им надо самим обжечься, чтобы до них наконец дошло. Чтобы страх стал неотъемлемой частью их повседневной жизни. Не простое беспокойство, а именно животный страх за свою жизнь. Только тогда они начнут прислушиваться, что им говорят. Да этого еще очень и очень долго.
– Ты лжешь. У тебя никаких целей. Поэтому ты и молчишь. Тебе нечего сказать. Ты ни за что не выступаешь. Все твои причины остались на кладбище, на могиле, которую никто не навещает. То, что начиналось как борьба за справедливость, теперь представляет из себя просто бойню, уничтожение всего и вся. У тебя нет никаких причин или оправданий. Только абстрактная бессмысленная месть.
Л. взглянула на меня. Сказать ей действительно было нечего. Она лишь выдохнула и подкурила сигарету.
– Ладно, можно понять месть к государству, к полиции к людям, которые выступали против, травили тебя, – продолжал я. – Но ты сама убила тех, кто был тебе раньше близок. Своего друга. Ты же собрала их для того, чтобы объединить, а затем просто отвернулась и бросила.
Л. с яростью отшвырнула сигарету в сторону и подошла ко мне вплотную. Глаза засверкали яростью, меня обдало ее жаром.
– Они, все эти, кого я знаю, ничем не лучше всех остальных. Ты видел же их. Они орали и хлопали в ладоши, все как один, такие же кровожадные твари. Все, абсолютно все одинаковые на самом деле. Ущербные люди с оскорбленным чувством собственного достоинства. И все хотят одно власти и навязывания своей воли. Только раз у них есть высшее образование, читали больше книжек, и лучше говорят, то ставят себя выше всех остальных. Думают, что понимают, что нужно всем. Но на самом деле, ни хрена они не знают. И не имеют никакого права, что-либо говорить!
– Ты тоже ничем не отличаешься. Но разве ты сейчас не ставишь себя выше них?
– У меня есть бомбы, я и есть выше них.
– Еще не поздно остановиться. Ты же понимаешь, что ты осталась одна и вконец заблудилась. Это путь никуда не приведет. Ты можешь спрятаться, сбежать, что угодно. Надо прекратить жертвы. Ты сделала что хотела, но это ни к чему не привело. И не приведет. Останется только бессмысленное насилие и тотальная ненависть.
– К сожалению, я уже слишком далеко зашла, чтобы останавливаться. И мне некуда возвращаться. Поэтому остается только идти вперед, чтобы там ни было.
– Если ты не остановишься, тогда это придется сделать мне, – эти затасканные слова сами вывались из моего рта. Прозвучали неказисто, в них не было никакой уверенности. Произносить их я не собирался, по крайней мере открыто.
Л. ухмыльнулась. Она все также практически вплотную ко мне. От нее исходил жар, словно вся она была одним сплошным пламенем.
– Я же предупреждала тебя не вмешиваться. И ты понимал, что ты делаешь. К сожалению, я не могу этого допустить. Ты останешься здесь.
Я оттолкнул Л. от себя, одним прыжком поднялся со стула и бросился к двери. Отлетев к столу, она крикнула, чтобы меня остановить. Передо вновь мной оказался этот длинный узкий коридор, я рванул по нему. В этот момент открылась одна из дверей справа, и меня схватил за руку один из ее костоломов. Он попытался меня повалить, но мне удалось удержаться на ногах. Еще один предусмотрительно показался у входной двери наружу. Я оттолкнулся от стены, развернулся, и мне удалось ударить в область шеи схватившего меня парня. Он закашлялся и ослабил хватку. Я отцепил его руку и всем телом толкнул откинул его обратно в комнату, из которой он появился. Послышался звук разбивающего стекла. Я успел сделать еще два шага по направлению к выходу, где стоял еще один из ее новых соратников, как услышал крик Л. Я невольно обернулся. Она стояла перед проемом в комнату, в которую я отбросил пытавшегося меня задержать. Она успела перевести взгляд на меня, как в этот момент раздался мощнейший взрыв. Тусклый коридор на мельчайшую долю секунды наполнился ослепляющим светом, ровно таким же какой раньше излучала Л. Мощная сила откинула меня в сторону, я упал, врезавшись в парня на выходе. Всего одна секунда и свет погас. Наступила полнейшая темнота. Остались только дикая боль и звуки. Уродливые звуки разрушения. Предметы ломались и умирали с гулким треском, одна материя насильственно обрушивалась сквозь другую с тяжелым утробным эхом. Так продолжалось совсем недолго и вскоре затихло совсем. Больше не было ни света, ни звуков, ни боли. Больше не было ничего.
V
.
Пустота…
Пустота…
Пу…сто…та…