9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Тем же днем я предпринял первую безуспешную попытку поиска. Я позвонил в ее издание и спросил Л. Мне предсказуемо поведали, что она давно не работает. Она даже не пришла забрать вещи, просто известила их по телефону, что больше не придет без объяснения каких-либо причин. Если я хочу, то могу забрать ее коробку с ее вещами, все равно уже давно хотели выбросить. Я согласился и приехал на ее прежнее место работы. Охранник на входе отдал мне коробку. Я стал ее разбирать на ближайшей скамье. Внутри была одна макулатура. Какие-то блокноты с пометками, обрывки бумаг, кружка с надписью «Я ненавижу понедельники» и вековым кофейным налетом внутри, а также маленький игрушечный динозаврик. Желтый пластиковый тираннозавр, сделанный в крайней степени криво, но из-за такой фабричной халатности он выглядел довольно забавно. Фигурку и пару клочков бумаги с какими-то именами и телефонными номерами я оставил, остальное отправил в ближайший мусорный ящик.

Затем я отправился на квартиру Серого. В окне горел свет, и я решил позвонить. Из домофона мне ответил недовольный женский голос, я представился репортером и сказал, что хотел бы задать вопросы о предыдущих жильцах. На что выслушал полноценную тираду, о том, как же ей это все осточертело, что ее усопшая мать под конец жизни совсем выжила из ума, раз пустила жить таких уродов. Что последний месяц полиция не давала ей жить, но хоть спасибо, что вынесли весь мусор, что оставался. Что от звонков журналистов она уже готова вешаться. И в конце концов, она рада, что эти молодые сволочи получили по заслугам, подохли, как им и полагается. Жаль только, что не мучились. А полицейским поделом, раз не смогли предотвратить весь это кошмар. Я не стал настаивать, сказал: «Спасибо» и удалился.

Дома я проверил имена и цифры на ее бумагах. Ничего интересного: одна типография, китайская закусочная, рекламное агентство и пара младших редакторов с маленьких развлекательных сайтов. Фигурку динозавра я оставил у себя на столе.

На другой день под вечер я приехал к тому самому месту сборища, устроенного Л. Склад выглядел абсолютно также, как в моих воспоминаниях, словно все произошло только вчера. Можно было даже ощутить ту необычайную атмосферу общего подъема, хотя вероятно это было лишь мое личное чувство. А само здание было как пустая скорлупа. Треснувшее и давно безжизненное. Все давным-давно было брошено. Даже новых граффити на стенах не появилось.

Я проверил оба места взрыва: первое, до боли мне знакомое, и второе, совсем свежее, виденное только на фотографиях из новостей. Старенький одноэтажный домик, в котором я провел не самые приятные часы своей жизни, не смог перенести потрясения. Неуклюже завалившись одной стеной внутрь себя, он представлял собой достопочтенные развалины. Восстанавливать его никто не собирался. Все важное забрали, технику вывезли. Охраны не было. Его служба на благо страны подошла к концу. Второй же участок, напротив, к моменту моего визита уже принялись реанимировать. Мусор разгребли, территорию отгородили строительным забором. Чтобы я не ошивался и не высматривал, меня практически сразу прогнал оттуда сторож.

Последним местом визита у меня оставалось кладбище. Это казалось мне совсем уж художественным вариантом, но надо было проверить все. Я пришел до полудня, однако, местный смотритель был уже нетрезв. Я хотел узнать навещают ли могилу недавно похороненного парня на дальнем углу кладбища. Но, естественно, он ответил, что не может помнить всех, кто сюда приходит, как и тех, кто здесь уже лежит. Знакомой дорогой я дошел до его могилы. Памятник так и не был поставлен. Деревянный крест покосился от пронизывающих ветров и готов был вот-вот упасть. Свежих цветов не было. Я поправил крест, воткнув его глубже в грунт, и убрал давно завядшие цветы. На обратном пути я думал, что явно не меня хотел бы видеть погибший парень поправляющим его могилу. Я приходил позже еще пару раз, в надежде увидеть какие-нибудь признаки, что и другие здесь бывают. Но каждый раз мне представала одна и та же картина: свежая могила, которая неумолимо приходила в запустение.

Единственное, что мне оставалось – это номер телефона, с которого Л. пригласила меня на то ночное сборище. Мне было очевидно, что Л. никто не сможет найти, если только она сама этого не захочет. Но я стал набирать этот номер каждый день, но в ответ, я слышал только: «Абонент недоступен. Оставьте сообщение…». С голосовой почтой я дело иметь не хотел и бросал трубку. Это превратилось в некий ритуал, как стук в закрытую дверь, единственную, которая возможно могла вывести из тупика. От безысходности и отсутствия хоть каких-нибудь новых данных это вошло в привычку. Я внимательно пролистывал новости, ничего не находил, набирал номер и слушал одинаковое отсутствие ответа.

Одним вечером я как обычно повторил эту процедуру. Прослушал автоматический ответ оператора и отложил телефон. Через две минуты раздался звонок. Я машинально поднял трубку.

– Алло, – произнес я и вместе с этим поймал себя на мысли, что даже не посмотрел кто позвонил.