A&B

Она ожидала большего от его квартиры: необъятно больших комнат, запредельно дорогой мебели, экстравагантного интерьера, стоящей бешеных денег техники, но точно не такой скромной ничем не выделяющейся обстановки. Ее это изумило. Она не заметила ничего вычурно дорогостоящего, ни тебе мраморного пола, ни бесценных картин давно мертвых художников, ни ковров из настоящей шерсти. Все так сдержано, так просто, что даже слишком. Качественная, но без хитростей отделка, только самая необходимая заурядная техника и мебель.

«Господи, да он живет застенчивей нас!»

Она знала, он может позволить себе куда больше, но почему-то жил именно так. Она осматривалась, подмечая каждую деталь, жадно выхватывая то, что могло ей больше о нем рассказать, чем она знала. Она прошла вдоль телевизора и нежно, едва касаясь кончиками пальцев, провела по одной из полок с рамками. Это была его квартира, он в ней прожил большую часть своей жизни. Его жизнь. Полки были заставлены ее эпизодами, и судя по его лицу на них, счастливыми. Ни одной фотографии без нее. Наверно, будь Хикари жива, она бы дико ее ненавидела, ревновала бы его к ней. Но все, что она к ней чувствовала сейчас, это уважение и немного сочувствия. Однако при мысли о ней все равно что-то скребло на душе. Ей никогда не стать для него важнее и дороже ее, никогда он не полюбит ее так же. Как же сильно это задевало. Она встряхнула головой и приказала себе выкинуть это из головы. С каждым шагом по его квартире волнение в ней нарастало, будто она дорвалась до самого сокровенного и интимного. Дыхание сбивалось, она раскраснелась. И чем больше она пыталась взять себя в руки, тем становилось хуже. Он ходил по этой квартире, ел за этим столом, лежал на этом диване, смеялся здесь и, может быть, даже плакал. Она и подумать не могла, насколько ее все это взбудоражит. Сердце билось все быстрее, внизу будто защекотало, дыхание стало влажным прерывистым.

«Аня, ты с ума сошла!» — подумала она и вылетела на балкон. Ледяной бетон обжог босые ступни, зимний воздух обдал ее, вызвав дрожь. Она думала о нем, о его теле, волосах, взгляде, голосе; о том, что он всего в нескольких метрах лежит спящий беззащитный, вероятно, в одном нижнем белье. Представляла, как он касается ее, гладит, ласкает. Холод совсем не остужал, а будто завел еще сильнее. Ей было стыдно за эти мысли, но она ничего не могла с собой поделать. «Прекрати сейчас же! Возьми себя в руки, ей богу! Отвлекись!» Она стояла на морозе, пытаясь совладать со своими мыслями, пока ноги и руки не закоченели.

Попасть обратно оказалось сложнее, чем он предполагал. Сколько бы он ни звонил в домофон, на том конце трубку не снимали. Далеко не сразу в его голову пришла мысль позвонить ей на телефон, но и на него она не спешила отвечать. Он так долго мялся около двери, что мокрые после душа волосы заледенели и превратились в сосульки. Когда, наконец, он дозвонился, от нее он не услышал ни извинений, ни оправданий, только слегка удивленное: «Ты разве звонил?». Она открыла дверь, он словно ошпаренный залетел в тепло квартиры. Вопреки всем его ожиданиям, она стала обуваться.

— Ты куда?

— Домой. — Она говорила иначе, чем когда только вошла, это Араки сразу приметил. Голос ее был какой-то грустный, утомленный.

— Почему? Ты разве не хотела со мной встретиться?

— Будет не хорошо, если он проснется. — Она даже не взглянула на него.

— Что-то случилось?

«Ну что он пристал? Какое ему дело?!» — раздраженно думала она. Не станет же она ему объяснять, насколько она чувствует себя жалкой, беспомощной, ненужной из-за своих чувств, из-за того что не способна их контролировать. Она не может перестать думать о нем, мечтать о близости с ним, представлять их совместную жизнь, где они муж и жена с тремя прекрасными белокурыми детьми; и при этом всем в его присутствии она терялась, краснела, с трудом выдавливала из себя каждое слово. Да о какой семье может идти речь, если она даже с ним поговорить не может нормально? О чем она только что думала? О том, что сможет стоять с ним рядом, лечь с ним в постель, стать для него желанной? Несмешная шутка. С множества фотографий, расставленных на каждом шагу, взирает его единственная любовь. Она что, правда, рассчитывала когда-нибудь стоять на ее месте?

— Пожалуйста, останься. Если ты сейчас уйдешь, я здесь со скуки помру. — Араки все не отставал.

— Не умрешь. Мне вообще не стоило приходить. — Она мельком взглянула на него и увидела его молящий жалобный взгляд. Он слегка ее рассмешил, стерев все раздражение, что она чувствовала к нему. С виду такой огромный и неотесанный чурбан, а смотрит, будто беспомощное дитя. Кто бы знал почему, но она сравнила его с пандой. Такой же неуклюжий, но пушистый и милый.

— Ты же даже чаю не выпила. Всего одну чашку, пожалуйста.

— Ладно. Одну.