А. Блок. Его предшественники и современники

художественной работой (в собственном смысле слова) революционных лет;

примечательна эта статья тем, что в ней отчасти обобщаются, а отчасти

несколько по-иному, с неожиданной стороны, освещаются и другие стороны

деятельности поэта (в особенности тесно по-своему она связана с блоковским

театром). В свете этого первого крупного обобщающего прозаического опыта

поэта, между прочим, особенным образом проясняется и смысл полемик

Андрея Белого с Блоком. Нахлынувшие в творческое сознание Блока в связи с

революционными событиями проблемы освещаются здесь чрезвычайно

отчетливо, хотя и в системе прозаических образов-символов, т. е. в то же время

запутанно, мистифицированно. В высшей степени замечательно то

обстоятельство, что Блок дает здесь в сущности социальное, общественное

истолкование волнующим его творческим проблемам, связывая их в один

общий узел и концентрируя все свое внимание на проблеме человека.

В современности, по Блоку, чрезвычайно явственно обнаружился распад

старых общественных связей в России, сказавшийся прежде всего во

внутреннем разрушении устойчивых форм бытовой и нравственной жизни

человека. Наиболее характерное в сегодняшней человеческой жизни Блок видит

в том, что исчезло «чувство домашнего очага», т. е. веками складывавшиеся

формы жизни. «Мы живем в эпоху распахнувшихся на площадь дверей,

отпылавших очагов, потухших окон» (V, 71). «Это быт гибнет, сменяется

безбытностью» (V, 74). Андрей Белый обвинял Блока в том, что он изображает

распавшуюся, нецельную действительность, «обломки миров». Согласно Блоку,

это есть объективная и характернейшая особенность времени, эпохи, или, как

сказали бы мы сегодня — социальной, общественной жизни. Не в том дело, что

он, Блок, или кто-либо другой по своей злой воле расщепляет, ломает

устойчивые формы жизни в художественном изображении — нет, они таковы на

деле, в действительности, эти привычные формы жизни: «Нет больше

домашнего очага» (V, 70). Конечно, Блок говорит обо всем этом в

символической, изощренной, запутанной форме. Он рисует явления распада

старых личных и общественных связей в образе липкой паутины, затягивающей

формы общения людей, их повседневных и более общих, широких отношений.

Но тут опять-таки запутанное и болезненно-изощренное так изнутри

акцентируется, так согласуется с основной, общей мыслью статьи, что

получается новый и сложный оттенок основного построения. «Липкая

101 Павлович Н. Из воспоминаний об Александре Блоке. — В кн.: Феникс,

кн. 1, с. 156.

102 О значении этой статьи писал В. Н. Орлов («Александр Блок» с. 75 – 76).

паутина» — это распад сознания, у Блока весь этот круг образов в целом

непосредственно связан с Достоевским (особенно обильно используются в

«Безвременье» — «Преступление и наказание» и «Идиот»). В общем же

контексте, именно потому, что фактически все образные сцепления пронизаны

социальной мыслью, — получается широкая перспектива и на классическую

русскую культуру. Весь этот круг образных соотношений в сущности ведет к

проблемам «рассословления» человека, распада старых общественных связей и

вытекающего отсюда «разрушения личности» — к проблемам, характерным для

целого ряда линий русской культуры. По-своему здесь Блок говорит о тех

явлениях, которые составляли предмет художественного внимания, играли

огромную роль в творчестве Лескова, Чехова и Горького.

Основное внимание Блока, естественно, сосредоточивается на вопросах,

связанных с человеческой личностью, на тех изменениях, которые она

претерпевает в условиях распада старых социальных форм, разложения

традиционного бытового уклада, который у Блока представлен символом

«очага». Человек, живущий в условиях «распахнувшихся на площадь

дверей», — совсем не тот человек, который существовал в устойчивом

социальном укладе, тогда, когда был еще «очаг». Для людей этой новой поры

характерны черты, кажущиеся на первый взгляд прямо противоположными, но

вытекающие из одного источника — социального распада старых форм жизни.

«Как бы циркулем они стали вычерчивать какой-то механический круг

собственной жизни, в котором разместились, теснясь и давя друг друга, все

чувства, наклонности, привязанности» (V, 68). Человек механизируется,

автоматизируется, превращается в своего рода «социальную марионетку». Тут

Блок говорит о том круге проблем, который в его творчестве определил темы

«балаганности», «арлекинады», трагической иронии. Важно то обстоятельство,

что для Блока эта издавна существовавшая в его поэзии тема, находящая себе

особенно острые выражения в переходную пору, представляет собой одну из

граней общего узла жизненно-социальных противоречий: речь идет об

«обломках миров», о «нецельности» человека; в предстоящих вскоре полемиках

Андрей Белый и С. Соловьев будут яростно обрушиваться на эти «обломки

миров» в творчестве Блока как на проявление «субъективизма».

Предельно ясно уже здесь, что для Блока «обломки миров» — объективный

факт современного сознания, сопряженный с общими законами социальной

жизни, и потому — никакими «синтезами», головными схемами непреодолимая

реальность. Гораздо больше развивает Блок в «Безвременье» другую сторону