богохульство, безрелигиозность; в итоге получается, по Белому, поэтизация
пустоты, обломков распавшегося синтеза: «Соединение обломков когда-то
цельной действительности… Блок — талантливый изобразитель пустоты…
Красота его песни — красота погибающей души: красота оторопи, а не красота
созидания ценности»95. Выходит, что именно Белый-то и был одним из главных
«абстрактов», создателей «квазиясных схем», направленных против Блока.
В творчестве Блока переходного периода очень отчетливо проступает
91 Весы, 1907, № 6, с. 67.
92 Перевал, 1907, № 4, с. 59.
93 Литературное наследство, тт. 27 – 28, 1937, с. 391.
94 Белый Андрей. Обломки миров. — Весы, 1908, № 5, с. 65.
95 Там же.
наличие трех проблем, внутренне взаимосвязанных между собой. С одной
стороны, и самому поэту и его критикам с той или иной степенью ясности
видно, что все кажущиеся неожиданными изменения, происходящие в Блоке,
связаны с революционной эпохой; далее, очевидным образом какие-то
существенные мировоззренческие перемены обусловливают резкую смену
способа изобразительности, — критики могут принимать или отвергать эту
новую, не установившуюся еще до конца, изобразительную манеру, но они
понимают, что она вытекает из более широких и общих изменений. Наконец,
собирается, концентрируется, резче всего выражается общий перелом в поисках
отличного от прежнего, иного лирического характера. Конечно, не случаен тот
факт, что самые яростные возражения Андрея Белого возникают в связи с
лирическими драмами и выступающими в них раздробленными, нецельными,
противоречивыми героями: спор идет не о стилистике драмы, но о типе
человека, выступающего в поэзии Блока вообще, и лишь потому, что острее
всего он выразился в лирических драмах, — именно на них и направляется
основной удар. Мировоззренческий характер спора о типе человека и способах
его изображения столь же резко проявляется в полемических выступлениях
ближайшего соратника Белого — С. М. Соловьева, сосредоточивающего свое
внимание на лирике Блока. Для С. Соловьева Блок новых его лирических
сборников — откровенный чужак, изменник, за новой изобразительностью
Блока ему видится враждебный тип характера, далекого от соловьевских схем:
«Спала тусклая позолота древнего нимба, расклубился таинственный фимиам
перед престолом “Жены, облеченной в Солнце”; тряские болота поглотили
“придел Иоанна”, куда случайно забрел непосвященный»96. За отвергаемым
типом человека, за неприемлемой «болотной» изобразительностью
усматриваются крайне чуждые мировоззренческие подходы; Блока обвиняют в
отступлениях от объективности и реализма, под которыми понимается
подчинение жизни и изображаемых людей конструктивным схемам
соловьевства, — это выглядит смехотворно, но именно таковы обвинения
С. Соловьева: «Один из роковых недостатков Блока — отвращение от
объективности и реализма, субъективизм, возведенный в поэтическое кредо»97.
Естественно, что и тут взаимообусловлены в рассуждениях критика-соловьевца
способ осмысления действительности и вопрос о типе человека;
подразумевается, что как объективно-изобразительный материал в стихе должен
быть подчинен мистико-конструктивным схемам, точно так же и человеческий
образ там должен быть внутренне связанным и схематичным; более свободный
подход художника к изображаемой им личности, стремление увидеть в
современном человеке свойственную ему противоречивость, двойственность
(доходящее иногда до изображения Блоком процессов распада личности)
толкуется догматиком-соловьевцем как «субъективизм».
96 Соловьев С. Рецензия на сборник «Нечаянная Радость». — Золотое руно,
1907, № 1, с. 88.
97 Соловьев С. Рецензия на книгу «Земля в снегу». — Весы, 1908, № 10,
с. 87.
Напротив, сложная задача, стоящая перед Блоком, состоит как раз в том,
чтобы в самих процессах расщепления личности увидеть объективную основу;
Блок выражается по этим поводам часто противоречиво, путано, над ним
тяготеет груз идеалистических предрассудков (подобная «затемненность»
присуща и художественным образам Блока) — однако основная линия его
исканий состоит именно в том, чтобы, не минуя противоречивости
действительности и лирического характера, обрести понимание объективной
основы этих явлений: «… мне кажется, что это не одна лирика, но есть уже и в
нем остов пьесы…» (VIII, 169) — так пишет Блок В. Э. Мейерхольду
22 декабря 1906 г., перед премьерой «Балаганчика». «Лирика» тут означает
субъективную противоречивость характера; «остов пьесы», т. е. наличие более
объективной жанровой природы в произведении, по Блоку, есть вместе с тем и
объективность изображения. Жанр для Блока всегда был содержательной
категорией. В бешеных нападках соловьевцев-догматиков на Блока есть своя
логика; за «изменой» схемам соловьевства в трактовке человека и его
окружения трезво поняты попытки их социально нового осмысления, и дается
бой «субъективисту» и по этой, важнейшей, линии: «Его книгу портят
политические стихотворения, вымученные, неестественные, без оригинальной
блоковской прелести»98 — так оценивает стихи о событиях 1905 г.,
рассыпанные по разным отделам первого издания «Нечаянной Радости»,
С. М. Соловьев.