А что там в Брюгге?

— А факты говорят нам следующее: художники не вполне дружили. Они просто вели переписку. Краткую, но тем не менее. Письма, к сожалению, были утрачены, но они были. Точное содержание писем уже никто не воспроизведет, но известно, в одном из них Госвин убеждал Микеланджело продать купцу из Бургундии недавно законченную статую Марии с младенцем, а также, — Лев Кириллович повторно поднял палец, призывая ко всеобщему вниманию. В сущности, призывать ко вниманию никакой надобности не было. Александра Сергеевна с Василисой и так очень пристально смотрели на Левушку, ловя каждое его слово, — так же, — медленно повторил интриган (как вполне справедливо отметила Александра Сергеевна), — просил об одной услуге, завещанной к исполнению еще его дедом. Проще говоря: продай статую и исполни просьбу.

— Статую кого? — не веря своим ушам, переспросила Василиса.

— Я еще раз убеждаюсь, дорогая Сашенька, что девочка твоя — умница. Сразу же уловила самое важное. Статую Марии с младенцем, — повернулся Лев Кириллович уже к Василисе, взмахнул огромной рукой, желая, видимо, пригладить свой нимб, но не рассчитал и, задев пятерней стоящий за ним на столе массивный канделябр, с грохотом обрушил его на пол.

Все трое в ужасе обернулись к Баб Марте. Старушка же громко всхрапнула и, подложив пухлую ручку под щеку, продолжила мирно сопеть.

— Мне очень неловко, — повинился Лев Кириллович. — Я все исправлю.

— Сиди! Сидите! — хором яростно прошипели дамы.

Василиса на цыпочках подошла к поверженному канделябру, приподняла его и пошатнулась: «Ого, какой тяжелый! Он что, из бронзы?»

— Детка, конечно, да! — вращая глазами, зашептала Александра Сергеевна. — Ставь на место и садись! Ну что за люди?! Один все роняет, другая вопросы глупые задает!

— Ах, Сашенька, как бы ты была хороша в монастырской келье, будучи монашкой-молчальницей! — любовно глядя на разгневанную даму, вполголоса проговорил тот, что все роняет. — Тебе бы так пошла смиренность и покорность судьбе…

— Василиса, стукни его по голове канделябром.

— Не могу. Он тяжелый.

— Девочки, довольно. Давайте продолжим? — примирительным тоном заметил Лев Кириллович.

— Нет, ну каков нахал! — возмутилась Александра Сергеевна. — Рассказывай дальше. Продолжим, если ты настаиваешь.

— Да, статуя. Да, младенец, — продолжил Лев Кириллович, как ни в чем не бывало, — И это нас отсылает, как, вы уже догадались, к стишку-считалке и к словам, что во вставке. Как там было: «Где-то что-то под Марией в храме огненном лежит»? Так вот, вполне вероятно, что эта Мария и есть статуя работы Божественного флорентийца.

Василиса потерла руки, счастливо улыбаясь в предвкушении скорой разгадки. Достала листики с выписанными словами, которые они с теткой обнаружили в книге полгода назад и стала в них делать пометки, бормоча вполголоса: «Так, «месть мастера спустя» — это месть художника Рогира, не помню, как там его дальше. Спустя? Ну, допустим, спустя годы. Так и пишем «месть мастера спустя — Рогир»».

— Ван дер Вейден, — не преминула вставить строгим учительским тоном Александра Сергеевна.

— Дер Вейден, — высунув от усердия язык, писала Василиса. Достала листики со словами «младенец» и «святая» и сложила их вместе, подписав «Святая Мария с младенцем». Подумав, к этим двум листочкам приложила третий — «Божественный флорентиец», — так же старательно подписав его «Микеланджело». Выполнив эти действия, она села и выжидательно уставилась на Льва Кирилловича.

— Добавьте туда, моя умница, еще листики «отмщение» и «клятва», — ласково посоветовал тот. — Уверен, что это все об одном и том же.

— Дальше, Левушка, дальше, — нетерпеливо закуривая очередную сигарету, поторопила его Александра Сергеевна.

— Знаешь, Сашенька, когда ты выйдешь за меня замуж, тебе все-таки придется отучиться от этой пагубной привычки.

— Не выйду, — отрезала Сашенька.

— Выйдете, выйдете, — хитро улыбаясь, прошептала Василиса.

— Давайте дальше, — согласился Лев Кириллович. — Каюсь. Монографию я не нашел и помню текст не очень хорошо, потому что утратил к нему интерес из-за недоказательности выдвинутых предположений. А то, что я читаю без интереса или невнимательно, то моя память в закромах не хранит. Но нам, я думаю, это и не важно. Пусть косвенное, но указание на обиду, нанесенную художнику, есть. Пусть так и будет. Перехожу теперь к другому и, как мне кажется, более значимому. Я знаю, что за город, в котором храм огненный.

Василиса задохнулась: «И Вы молчали?!»

— Я не молчал, а сводил то, что вспомнил и узнал. Так вот, это город Брюгге.

Александра Сергеевна, обернувшись к Василисе, возликовала: «Я говорила тебе, говорила! Город в Бургундии, да!»

— Если Вы будете так шуметь, то проснется Баб Марта, — пробурчала Василиса.