A Girl in Black and White

Мое сердце забилось в ужасе. Но я не могла сделать то, что он сказал; инстинкт бегства был слишком силен. Точно так же, как это было в любых кошмарах, которые я видела в детстве. Если бы я не была полна неуверенности, ужаса, я бы попыталась охватить тьму внутри себя. Но каким-то образом это дремало, как будто не собиралось идти против этой версии Уэстона.

— Не двигайся, — прорычал он, его грудь ходила ходуном от прерывистого дыхания. — Если ты продолжишь бороться со мной, я не смогу остановиться.

Я продолжала красться от него, пока он боролся с самим собой. Когда прошло несколько мгновений и его дыхание немного успокоилось, он медленно ослабил хватку на моих волосах.

— Иди, — грубо сказал он.

Я поднялась на ноги медленнее, чем когда-либо, мое дыхание было тяжелым, дрожь прокатывалась по телу, когда я сделала то, что он сказал.

— Открой дверь.

Я подчинилась, съежившись от скрипа, наполнившего воздух, и молча ждала, ужас сжимал мое сердце. Я взглянула на него, ожидая последних указаний. Его глаза были совершенно черными, в них вообще не осталось цвета, и он, несомненно, был тем, кого я видела в своих кошмарах.

Выражение его лица больше не выражало смятения; на самом деле, оно было холодным, он наблюдал за мной из-под ресниц, точно я была никчемной простолюдинкой, а он королем.

Мое сердце замерло.

Он проиграл битву.

Он выглядел просто скучающим, положив голову на полку и глядя прямо перед собой.

— С таким же успехом можешь заняться тем, что у тебя получается лучше всего, принцесса.

Я колебалась, держа руку на дверной ручке.

Он бросил на меня взгляд: ленивый, мрачный, несимпатичный, бесчеловечный.

— Беги.

 

 

 

 

Я не убегала. По крайней мере, в буквальном смысле. Я бы не осталась рядом с этим, даже если бы кто-нибудь предложил мне Корону. Я ускорила шаг, как только дверь за мной захлопнулась, и перед моими глазами возникли холодные каменные стены дворцовой темницы.

Трепет пробежал по мне холодной дрожью, удары моих сердец участились. Что я наделала? Неужели я подтолкнула его к краю только для того, чтобы сохранить свою гордость нетронутой? Чувство вины отдавало кислотой во рту.

Темные камеры окружали меня, какой-нибудь преступник или кто-то другой находился на разных стадиях смерти и безумия, в зависимости от того, как долго они здесь находились. Ощущая невыносимый запах мочи и мысль о том, что Уэстон мог появиться за моей спиной в любой момент, я направилась в переднюю часть комнаты, где охранник, чтобы скоротать время, точил свой длинный клинок.

— Эй, — рявкнул он, выпрямляясь из своей сутулой позы и опершись ладонью на меч, — как ты сюда попала?

Я не останавливалась, даже не взглянув на него.

— Я ведьма, почти уверена, что ненавижу всех мужчин и испытываю желание проклясть их всех. Не воплощай эту идею в реальность.

Он не встал со своего места.

Я встала перед деревянной дверью в конце затемненного коридора главных камер и, все еще трясущимися после того момента, когда я была наверху, руками толкнула ее. Она заскрипела так, словно никогда раньше не была приоткрыта.

Закрыв за собой дверь, я на мгновение прислонилась к ней, мой пристальный взгляд пробежался по мужчине, сидящему за столом, прежде чем соскользнуть по нему вниз, пока моя задница не коснулась пола. Я с трудом выдохнула.

— Думаю, я совершила ошибку.

— Я бы сказал. Быстрая смерть избавила бы тебя от страданий, — равнодушно ответил он.

— Я не совершала такой серьезной ошибки, — возразил я.

Он даже не понимал, что произошло, не сидя здесь, в своей тюремной камере. Но смерть, казалось, была его любимым советом, он в половине случаев даже не отрывал взгляда от своей работы, чтобы предложить мне совершить быстрое самоубийство. Моя бабушка крестилась при одном упоминании этого слова, и, будучи продуктом ее воспитания, мне было трудно удержаться.

Я осторожно ударилась головой о деревянную дверь, жалея, что не могла вернуться и сказать своей гордости, чтобы она засунула ее подальше, и просто признать Уэстону правду о том, что никогда не была с Максимом. Но почему я должна была это делать? Я не виновата, что у "Титана" были проблемы.

Красные свечи стекали по стенкам деревянного стола на каменный пол. Стопки книг были разбросаны по комнате; страницы были вырваны и разбросаны в беспорядке.

— Который сейчас час? — спросил он, возясь с пружинами и металлическими деталями, лежащими на столе перед ним.

Я отогнала от себя суматошные мысли.

— Не знаю. Может быть, одиннадцать.

— Не слышу звона колоколов, — пробормотал он. — Не слышу их.

Я предположила, что он говорил о церковных колоколах, и да, я догадалась, что здесь, внизу, их будет трудно услышать. Я просто привыкла спать под их трезвон всю ночь.

— Тебе лучше, чтобы твои неприятности не преследовали тебя здесь. Я думаю, они заставляют дворцовых детей готовить мне еду, когда я плохо себя веду.

Я поморщилась при этой мысли.

— Это единственное место, куда я собиралась пойти, где он меня не найдет. Магические чары, — сказала я, как будто он забыл. Хотя, я сомневалась, что он когда-либо это делал — он был заперт здесь навсегда.