A Girl in Black and White

— Уэстон, — я многозначительно посмотрела на его руки, упертые по обе стороны от меня, — мы сосуществуем слишком тесно, тебе не кажется?

Его глаза сузились.

— Я хочу разделить Симбиоз с тобой так же сильно, как и ты со мной, но если ты продолжишь останавливать меня на улицах, мне придется попросить тебя уйти.

— Я почти уверен — поправь меня, если я ошибаюсь, — что я только что спас твою жалкую жизнь.

Я усмехнулась.

— Элис не убил бы меня. Он хотел жениться на мне, вот и все. Ты знаешь, как, я уверена, тебе придется поступить, чтобы заставить любую женщину выйти за тебя замуж.

— Почему ты не ушла быстро?

Я моргнула от его внезапной смены темы, но затем только пожала плечами. Я не собиралась говорить ему, что часть моей магии была неисправна и что все это знали.

Его голос стал жестче.

— Почему ты позволила четверым мужчинам загнать себя в угол? У тебя есть хоть капля здравого смысла?

Меня охватило некоторое раздражение.

— Ты загоняешь меня в угол прямо сейчас, говоря, чтобы я не позволяла этому случиться. Прямо. Сейчас.

Его взгляд вспыхнул жаром, но он отступил на шаг, позволяя мне выйти. Я продолжила идти к маме, даже не взглянув в его сторону.

— Даже «спасибо» или, может быть, «я твоя должница»? — спросил он у меня за спиной.

Я фыркнула, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

— За все, что ты со мной сделал, ты заслуживаешь «Иди к черту» или, может быть, "Пошел ты".

Все, что я услышал, был вздох веселья.

Я нахмурилась, не ожидая такого ответа.

— Почему ты преследуешь меня?

— Разве не в этом всегда заключался вопрос? — сказал он мягко, задумчиво.

Я сделала небольшой вдох, вдыхая запах сладкого дыма, вырывающегося из окна где-то поблизости. Если бы он просто держал рот на замке, половина моей неуверенности в нем вылетела бы в трубу, но он как будто знал, как завлечь меня этими словами, этим голосом.

Я отодвинула полотенце, висевшее на веревке, в сторону, позволив ему упасть прямо на него, но внезапно он схватил меня за запястье, медленно, нежно разворачивая меня. Окруженный развешанным бельем, его пристальный взгляд был сосредоточен на моем собственном. Воздух был горячим, удушающим, и то, как он смотрел на меня, заставляло мою кровь гореть еще жарче.

В глубине его глаз было что-то мягкое, чего я не могла понять. Что-то, от чего мое сердце учащенно забилось в груди, потому что в сочетании с этим глупо красивым лицом это внезапно заставило меня захотеть... больше, чем я когда-либо должна была.

В этом месте было так тихо, что музыка Симбии лилась по переулку, поражая наши уши мягкими, мелодичными звуками.

— Если бы я не оказался здесь вовремя, что бы случилось? — спросил он мрачным и смертельно серьезным голосом.

Я сглотнула, но затем меня охватило некоторое волнение. Он пытался изгнать меня из города, а потом делал вид, что беспокоился о моем благополучии?

— Кто ты такой, чтобы вести себя так, будто тебе не все равно? — по какой-то причине обида поднялась во мне сразу, душа меня. — Твой брат разгуливает, ни о чем не заботясь. Насколько я знаю, ты позволяешь ему...

— Не говори этого, — его голос был таким холодным, что по мне пробежал холодок, остудив горечь в моих венах. — Ты знаешь, что нужно, чтобы сблизиться с таким человеком, как мой отец? Сколько времени это займет?

Я моргнула, неуверенность пронзила мою грудь.

— Сколько, блядь, времени это займет, Каламити? Скажи мне. Ты ведь умеешь считать, не так ли?

Сглатывая, мое сердце неровно забилось. Я открыла рот, но ошеломленно молчала.

— Десять месяцев, — грубо ответил он.

Понимание снизошло на меня полностью.

— У него была солнечная защита, в его распоряжении были сильнейшие маги, которых ты только можешь найти. Он знал, кем были его дети, знал способы защититься от нас.

Я покачала головой, почему-то не веря, что это из-за меня. У него было слишком много других причин сделать это, особенно казнь его матери.

Тяжесть поселилась у меня в груди, когда он горько рассмеялся, как будто прочитал мои мысли; по крайней мере, он оценил выражение моего лица.

— Я хотел сделать это по многим причинам, Каламити. Но была только одна, ради которой мне нужно было это сделать.

— Почему? — я выдохнула.

— Он забрал то, что принадлежало мне. Я забрал то, чем он дорожил больше всего: его жизнь.

Мой. Внезапное тепло обожгло мою кожу.

— Он воспользовался твоим шансом открыть печать, — поправила я.

— Мой шанс все еще, черт возьми, передо мной, — огрызнулся он. — Если бы я захотел, я мог бы им воспользоваться. Во мне все еще течет твоя кровь — я мог бы заставить тебя следовать за мной на четвереньках, если бы захотел. И поверь мне, эта идея была чертовски соблазнительной.

То, что он сказал, звучало правдой. Если он был так расстроен из-за печати, почему он не воспользовался тем временем, которое у него оставалось, чтобы заставить меня открыть его? Чтобы спасти его рассудок?

Тот факт, что он ждал, планировал смерть своего отца, делал его действия — самым тревожным образом — гораздо более искренними, чем совершение их сгоряча.

После минуты напряженного молчания он заговорил.

— Перемирие.