«У меня кроме нее никогда никого не было. Но иногда мне кажется, что мы совсем чужие. Ей нет дела до моих интересов. Нам не о чем говорить. Я — изгой. Родной отец просто откупился от меня, как от ненужной вещи. Изгой. Отчим только делал вид, что мы семья. Потом ему надоело. Даже хорошо, что его нет и не будет в нашей жизни — только мешал нам с мамой. А мама… мама просто хотела с моей помощью получить много денег, раз не удалось женить его на себе. Зачем?
Раза три перечитала. Потом еще раз и еще. Сколько боли… Так, стоп. Какой отчим? Какой родной отец? Ничего не поняла.
«Всю жизнь хотел иметь брата или сестру. Бойтесь своей мечты. У меня есть брат, который меня и за человека-то не считает. Так, «сынок шлюхи». Еще, небось, думает, что я претендую на его деньги. Ага, сейчас! Какой он мне отец? Только по фамилии теперь. Продал меня, когда я еще не родился».
Читаю дальше. В полном … шоке.
«Я не такой как они, всегда это чувствовал, а сейчас это еще сильнее видно. Смотрю на вчерашних друзей и кажется, что у меня их никогда не было. Бабки, девки, снова бабки. А я не хочу быть богатым. Хочу быть свободным. Мать всю жизнь в нищете барахталась. Пока меня не продала. Я должен как-то научиться зарабатывать на жизнь. Еще бы знать — как. Но просить никогда ничего ни у кого не буду».
Сколько ему тут было? Как мне сейчас или даже меньше. Намного меньше.
«Я сам накликал ее болезнь. Мама умирает. Не верю врачам. Я же все вижу. Я был плохим сыном. Жил этими чертовыми компьютерами, ничего и никого вокруг не замечал. А она мне жизнь отдала. Мне, дебилу. А еще ругал ее, осуждал — за папу, за отчима. Никому, кроме нее, я не нужен. А я ее даже спасти не могу. Ничего не могу. Это я ее убил. Своей злостью».
Это ж сколько всего он пережил? Один? Не могу читать. Я не могу это читать!
Кладу обратно тетрадку в шкаф. Пусть там лежит. Хотела узнать о нем больше. Вот и узнала! Но я еще не все, не все прочитала!
У него здесь много записей, явно в разное время писал. Тетрадка снова в руках. Почему я ее раньше не нашла? Летом? Все бы могло быть по-другому.
«Рыжий. Рыжий клоун. Ничего прикольного в этой «непохожести на других» нет. Нормальные люди как-то нормально живут, учатся. А ты сам — ничто, фрик».
«Странно, никогда не думал, что буду так рад сексу с девчонкой, к которой ничего не чувствовал. Эта Маша похожа на меня. Тоже клоун в женском обличье. Косит под циничную мажорку, а сама такая же неприкаянная и растерянная. Интересно, как она будет жить, если не сможет найти богатого хахаля?»
Это про меня?! Про меня?! Какой я тебе клоун! Сам ты… неприкаянный. Ко мне ничего не чувствовал?! Вот же …! Не чувствовал… а сейчас?
Листаю дальше… Так, погоди-ка, а он до этого писал о девушках? Он вообще о ком-то писал, кроме матери? Нашла еще одну, самую последнюю.
«Я всю жизнь осуждал маму за то, что выбрала деньги и жила с нелюбимым человеком. И вот сам нашел такую же, у нее прямо на лице написано: «Хочу богатого мужика». И она выбрала не меня. К лучшему. Я не хочу пережить то, что пережил с мамой и отцом».
Глава 41. "Вот ты понимаешь, почему они вместе"?
Он так и не позвонил и не написал. Хочу, чтобы он пришел и дико боюсь с ним разговаривать. Столько всего в душе… И про меня… такое… Не хочет, значит?! Это еще увидим!
Телефон мигает. Матвей. Не сейчас, вот точно не сейчас.
И снова мобильный. Я сегодня популярна у двух человек. У Матвея и Барсуковой.
— Варь?
— Так ты дома будешь? Может объяснишь, чего ты так рванула к Дане вчера.
— Буду, буду. Рыжий делся куда-то. Я волнуюсь, Варь! Может, позвонишь ему, а? Я ж его номер с дуру удалила, идиотка!
Кажется, я не то ляпнула, потому что Варька явно зависла.
— Эээ… Мань…Ты не… волнуйся. Даня с Никитой поехали с каким-то разработчиком знакомиться. Так что не жди его. Приезжай!
Барсукова и правда дома, странно, сегодня пятница, а значит, должна быть на своей работе.
— Взяла отгул, имею право. У нас там две декретницы вышли, так что отпустили без проблем. Вообще, я тебе говорила об этом в среду, но ты ж как зомби ходишь теперь. — Варька наливает в тарелку суп. — Ешь давай! Мне надоело по утрам выбрасывать твои завтраки. Ник сказал тебя не трогать, а то я б давно уже…
Вдруг замолкает и садится рядом.
— Мань, я ведь слышу как ты по ночам ревешь. Вообще тебя не узнаю. Это из-за Дани, да? А что Матвей?
— Я прочитала его дневник. Сегодня утром. И… я не знаю. Там столько всего… он… ему очень больно, Варь. Я прям как свою эту боль почувствовала…
Барсукова молчит, а я не знаю, что еще сказать. И надо ли говорить.
— Держи! — ставит передо мной фужер с коньяком. — Я против алкоголя в принципе, особенно днем, но ты редко пьянеешь и вообще. Короче, рассказывай. Все!
Фужер опустел минут через тридцать, да там и было то всего ничего.
— Так значит, ты с ним даже не спала? Вы же месяц уже вроде как встречаетесь, или больше. Я не то чтобы… просто удивительно. Извини, пожалуйста, ты же всегда говорила, что секс — это так…