А мама дома?

– В этом я тоже не уверена.

– А я думаю, что приняла, – сказал Конрад.

Анне всего лишь хотелось, чтобы Конрад не чувствовал себя таким виноватым, но он почти ликовал. В его голосе появилась интонация, которой она до сих пор не слышала. И Анна внезапно подумала: что же она натворила!

Четверг

Остаток ночи Анна спала урывками. Во сне она видела маму: та блуждала по горам, по улицам, по комнатам какого-то безостановочно разраставшегося дома и везде искала Конрада. Иногда находила, а иногда лишь успевала его увидеть, как он тут же исчезал. Один раз Конрада отыскала Анна, и мама (это было на пляже) обняла ее и радостно рассмеялась, а за спиной у нее блестел на солнце песок. В другой раз, когда они были в «Вулвортс» и Анна покупала для мамы шляпу, Конрад от них ускользнул…

Анна проснулась гораздо позже обычного – подавленная, с тяжелым предчувствием. В комнате для завтраков никого не было. Хозяйка, неохотно убиравшая со столов грязные чашки и тарелки, увидев Анну, остановилась.

– Вы слышали? – спросила она. – Русские покидают Будапешт.

Анна ответила непонимающим взглядом.

Хозяйка повторила со своим заметным берлинским произношением:

– Они уходят. Русские уходят, – и в доказательство протянула Анне газету.

Пока хозяйка суетилась, убирая посуду и переворачивая несвежие скатерти на другую сторону, Анна читала газету. Невероятно, но правда! Только почему? – гадала она. Влияние Запада? Наверняка они получили секретное сообщение из Белого дома. Свободные страны решили действовать сообща. Жаль, что против нацистов они объединились, когда уже было поздно… Анна поискала новости о событиях в Суэце, но им был посвящен только небольшой абзац. Ничего существенного там не происходило.

– Должно быть, они там счастливы, в Будапеште, – заметила хозяйка, ставя перед Анной кофе с булочками. – По радио передавали, что люди танцуют на улицах. Повалили огромную статую Сталина. Что с ней сделают, как вы думаете? Венгры собираются все изменить и устроить свою жизнь, как им хочется.

После кофе Анне стало значительно лучше. Дела шли как надо. В отличие от нацистов русским не собирались спускать содеянное с рук. Мама выжила и теперь почти здорова. Анна поедет домой – так сказал Конрад. «Если, конечно, что-нибудь этому не помешает», – подумала она.

– Могу представить, что они там, в Венгрии, чувствуют, – заметила хозяйка, медля у стола с пустым подносом в руках. – Как подумаю, что русские делали здесь… – И она пустилась в беспорядочные воспоминания о солдате, который целых шесть раз кряду выстрелил в каменного гнома у нее в палисаднике. – Он все кричал: «Нацист! Нацист!» – возмущалась хозяйка. – А ведь гном – никакой не нацист! – И, немного подумав, добавила: – И я тоже не нацистка!

Анна пыталась сохранить строгое выражение лица, впихивая в себя булочки с маслом. Ей не хотелось опаздывать к маме, особенно – в преддверии своего завтрашнего отъезда. Тем не менее она пропустила автобус, на который обычно садилась, а следующего пришлось ждать десять минут.

Было холодно, по небу ползли темные облака, то и дело моросило. И когда Анна наконец оказалась в больничном вестибюле, ее окутало теплом, словно коконом. Дежурная в приемной улыбнулась ей («Меня начинают принимать за свою!» – подумала Анна). А в маленькой маминой палате, где за двойными рамами барабанил дождь, а от батареи шел теплый воздух, было приветливо и уютно.

– Мама, привет! – сказала Анна. – Правда, здорово с Венгрией получилось?

– Невероятно! – ответила мама.

Она сидела на кровати в новой ночной рубашке, с газетой в руках и выглядела гораздо более оживленной, чем раньше. И тут же начала расспрашивать о вечеринке и об отъезде Макса.

– Значит, Конрад отвез его оттуда сразу в аэропорт, – проговорила она, выслушав Анну. Эта часть рассказа понравилась ей больше всего.

На прикроватном столике стояли свежие цветы и коробка шоколадных конфет с цветной открыткой от сослуживцев. На открытке было написано: «До скорой встречи, дорогая!» и стояло множество подписей. Конрад звонил рано утром, когда мама была в ванной, и попросил передать, что перезвонит. Мама откинулась на подушки, расслабившись впервые с того момента, как ей стало лучше.

– Между прочим, – сказала она серьезно, но теплым голосом, который Анна так хорошо помнила с детства, – медсестра рассказала мне, что, когда я лежала в коме, ты долго-долго сидела у моей кровати и звала меня. Извини, я не знала. В таком состоянии никто не помнит… – И добавила с забавной торжественностью: – Медсестра сказала, что ты, возможно, спасла мне жизнь. Спасибо тебе!

Анну это неожиданно тронуло. Она попыталась придумать, что бы ответить, но ничего подходящего не пришло ей в голову. Поэтому, усмехнувшись, она произнесла фразу в духе Макса:

– Всегда к твоим услугам, мама!

Мама хихикнула:

– Ты такая же негодница, как твой брат!

Со стороны мамы это была высшая похвала, какую только можно ожидать.

Мама все больше походила на себя прежнюю, и Анна решила обсудить с ней свой отъезд.