Один из воробьев так стукнул клювом по горбушке, что та, подлетев в воздух, упала в отдалении, и вся стайка, то подпрыгивая, то подлетая, переместилась следом.
– Что ты имеешь в виду? – мамин голос внезапно изменился. – Что означает: тебе сначала надо узнать, что происходит на работе?
Анна безуспешно пыталась сосредоточиться на воробьях, растащивших хлеб на две половинки.
– Но ты говорил… Ты обещал! – Мама повысила голос.
Анна кинула на маму быстрый взгляд и увидела, что та расстроилась и покраснела.
– Да… но и я болела! Разве я не заслуживаю хоть капли внимания? Ради бога, Конрад, что мне, по-твоему, нужно делать?
«О боже!» – подумала Анна и сделала было шаг к маме (ведь ей нужна поддержка!), но, увидев выражение ее лица, остановилась, понимая: маму волнует только потрескивание в телефонной трубке.
– Да, я знаю: работа – важная вещь. Но эта мысль – единственное, что меня поддерживало. Я уверена: Эрвин вполне может справиться без тебя. Почему ты вдруг так за него переживаешь? – Мама сглотнула слезы, ее голос стал почти неуправляемым. – И с чего ты решил, что это серьезно? И вообще: ты об Эрвине беспокоишься или о ком-то еще? – Трубка что-то протрещала в ответ, и мама закричала: – Нет! Я тебе не верю! Я не знаю, чему верить! Все, что я знаю, так это то, что она сейчас там, с тобой! Или подслушивает по второй линии.
– Мама… – позвала Анна, но маму было не остановить.
– Нет, я не в истерике, – кричала мама. – Я болела. Я чуть не умерла! И молю Бога о смерти! – Теперь она плакала и сердито размазывала слезы рукой. – Я хочу умереть. И ты знаешь, что это так. Почему ты не дал мне этого сделать!
Телефонная трубка выплюнула что-то такое, отчего мамино лицо вдруг застыло.
– Что ты имеешь в виду? – вскричала она. – Что ты имеешь в виду, Конрад?
Но Конрад повесил трубку.
Анна подошла и осторожно присела на краешек кровати.
– Что произошло? – спросила она как бы между прочим, словно могла что-то изменить. На нее неожиданно навалилась усталость.
Мама прерывисто дышала.
– Конрад не подал заявление на отпуск, – выдавила она наконец. – И непонятно, сможет ли уехать. – Мама отвернулась. – Я всегда знала… – сказала она невнятно в простыни, – всегда знала, что ничего хорошего не выйдет.
– Мама, что сказал тебе Конрад?
Мама с болью взглянула на Анну своими голубыми глазами:
– Сначала… что Эрвин болен. А потом… потом…
– Эрвин правда болен. Со вчерашнего дня. Мне Хильди рассказала.
Но мама словно не слышала:
– Он сказал, что это не в первый раз… Я сказала, что хотела умереть. А он сказал… Я не расслышала точно, но, кажется: «Ну, не в первый раз, так ведь?»
Мамино лицо болезненно сморщилось, она неотрывно смотрела на Анну:
– С какой стати он это сказал?
Анна чувствовала, что на нее медленно и неотвратимо надвигается громадная глыба.
– Не знаю, – ответила Анна. – Возможно, он просто расстроен.
– Мне так не показалось.
– Боже, мама, откуда мне знать, что он имел в виду?
Анне вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда – и от мамы, и от Конрада, от них обоих.
– Это не мое дело! – закричала она. – Я приехала, потому что ты заболела. Я сделала все, чтобы тебе стало лучше. Больше я ничего не могу! Это для меня непосильно! Я не могу научить тебя, как жить дальше!
– А тебя никто и не просит. – Мама бросила на нее быстрый взгляд, Анна в ответ тоже вперилась в нее глазами, но долго не выдержала.
– Что с тобой? – спросила мама.
– Ничего.
К счастью, в дверь постучали и вошла медсестра.
– Прошу меня извинить, – сказала она дружелюбно. – Мне только нужно проверить ваш телефон.
Мама и Анна следили, как медсестра прошла к прикроватному столику, и услышали короткий гудок, когда та поправила трубку.
– Вот так. Теперь связь налажена, – сказала медсестра и улыбнулась маме. – Вам звонил доктор Рабин. Но не мог дозвониться. Поэтому передал сообщение через коммутатор: он придет навестить вас.
– Прямо сейчас? – спросила мама.
– Да. Я объяснила ему, что долго оставаться у вас нельзя: скоро обед, а потом вам нужно отдохнуть. Всё в порядке?
– Да. – Мама смутилась.
Как только медсестра вышла, она обернулась к Анне и сказала:
– На машине ехать недалеко. Он будет здесь очень скоро.
– Я пойду…
– Ты бы не могла… Мне бы хотелось умыться.
– Конечно.
Мама вылезла из постели – с таким же видом, с такими же по-детски горящими глазами, как по утрам в Патни. Розовая ночная рубашка прилипала к ее ногам – коротким и полным, как у Анны. Пока мама, набирая воду в ладони, брызгала на лицо и расчесывала свои непослушные седые волосы, Анна поправила простыни, а потом помогла маме лечь обратно в кровать и подоткнула ей покрывало:
– Удобно? Ты хорошо выглядишь.
Мама, кусая губы, кивнула.
– Я уверена, все будет хорошо. – Анна старалась придумать, что бы еще сказать, – что придало бы маме храбрости, помогло правильно повести разговор с Конрадом и в то же время избавило от чувства вины, – но в голову ничего не приходило.
– Увидимся позже. – Анна лицемерно улыбнулась и вышла.