А может?.. (СИ)

— Он ждал его точно так же, как и ты, — продолжила Кэндис, — а может, даже и больше… Точнее, не больше, а дольше, — быстро исправилась она, поняв, что выразила свои мысли неправильно. Аккола понимала, что затронула больную для Нины тему, поэтому старалась подбирать слова как можно тщательнее, хоть это было трудно: количество выпитого давало о себе знать. — В каком возрасте к тебе пришло осознание того, что ты готова к семье и детям? Лет в двадцать шесть, ведь правильно? А он об этом лет десять мечтал…

Внутри у Нины что-то дрогнуло.

— Он поступил, как последний мудак, и я не оправдываю его, — сказала Аккола. — Но на Земле нет идеальных людей. Мы все ошибаемся, и, знаешь, порой так важно уметь прощать… Во что бы превратился наш мир, если бы люди не прощали друг друга?

Девушка с теплотой взглянула болгарке в глаза. Быть может, в сердце у неё уже тронулся лёд? У Кэндис была надежда.

— Скажи, за что ты полюбила его когда-то? — вдруг спросила она, и этот вопрос стал полной неожиданностью для Нины, вогнав её в ступор. Ответить на него она не могла. Она не любила этого человека за что-то, не любила в нём какую-то отдельную черту характера или привычку. Она любила каждую грань его души, какой бы она ни была, и это чувство нельзя ограничить рамками причинно-следственных связей.

— Я не могу сказать, за что, — пожала плечами Добрев. — Просто в какой-то момент, когда его не оказалось рядом, я поняла, что мне без него плохо. И день ото дня это чувство усиливалось. Знаешь, в характере Йена много таких черт, к которым я всегда тянусь и которые я уважаю. Но не они меня заставили влюбиться в него. Знаешь, у Остина ведь тоже отличное чувство юмора, он добрый, заботливый и дружелюбный — они с Йеном в этом похожи… Да только к Остину я всё равно никогда не испытывала того, что чувствовала по отношению к Йену.

— Вот видишь, — сказала Кэндис. — Ты не влюбилась в него за что-то, тогда можно ли человека за что-то разлюбить? В один момент, даже если он совершил не самый приглядный поступок. Это нереально, Нина, — мотнула головой она.

— И что ты предлагаешь мне делать? — спросила Добрев. — Чёрт побери, Кэн, я не мать Тереза, правда. Это порок? Я виновата в том, что мне трудно простить предательство?

— Ты можешь это сделать, потому что любишь его, — спокойно ответила Кэндис, и её тон звучал настолько уверенно, что не допускал никаких возражений. — Ваша с Йеном проблема заключается в том, что вы всё делаете на эмоциях. Он четыре года назад так же, как и ты сейчас, был в бешенстве и твердил только одно: «предательство, предательство, предательство». Но чем всё закончилось? Чувства оказались сильнее убеждений, вот и всё. Вы с ним слишком часто пытались закончить отношения, хотя друг без друга на луну воете.

Нина молчала. В глубине души она понимала, что Кэндис права, но говорить и давать советы всегда легче, чем пытаться исправить что-то, а самое главное — побороть в себе ненависть.

— Надо же, как выходит, — горькая усмешка скользнула по губам Нины. — Когда я втрескалась в Сомера по уши, поняла, что это взаимно, и отказывалась от этого, потому что считала, что работа с отношениями несовместима, ты помогла мне понять, что на самом деле я могу упустить. Четыре года назад ты сделала всё, чтобы всё закончилось иначе. И вот сейчас ты снова стараешься нам помочь… Как там сказали бы фанаты? Ты самый преданный шиппер.

Кэндис молчала и внимательно смотрела на подругу.

— Да, чёрт возьми, я самый преданный шиппер, — наконец с полуулыбкой повторила она, проговаривая по слогам определение, данное Ниной, словно бы пробуя его на вкус. — Потому что я ещё не видела пары, в которой между партнёрами летали такие искры, даже когда они просто смотрят друг на друга. Я не видела людей, которые прошли бы вместе столько же, сколько и вы. В конце концов, вы просто мои друзья. И я хочу, чтобы вы были счастливы. Почему вы не боретесь за то, что у вас есть? — спросила Кэн. — Может быть, сейчас настал такой момент, когда нужно забыть всё, что между вами было: и плохое, и хорошее. И оставить только одно: чувства. Начать всё заново. Один раз вам удалось это сделать. Неужели вы когда-нибудь жалели об этом?

В этот момент к девушкам подошёл Мэтт Дэвис, и вопрос Кэндис повис в воздухе, а Нина так и не смогла на него ответить.

Дэвис, судя по всему, уже выпил не один стакан виски, а может, даже и чего-то покрепче, потому что на щеках у него горел румянец, глаза были мутные, а сам он шёл, немного пошатываясь.

— Девчонки, — пьяным голосом пробормотал он, улыбнувшись. — Вы чего здесь сидите? Скучно же! Пойдём потанцуем? Нин, ты вообще весь вечер тут проторчала. Как так?

— Мэтт, всё в порядке, — с улыбкой ответила Добрев. — Просто немного болит голова, а там музыка громкая и душновато.

— Голова болит… — задумчиво проговорил Дэвис. — Слушай, а у тебя есть эти… Как их… Ну, таблетки от башки, — он начал щёлкать пальцами, вспоминая название.

— Аспирин? — помогла ему Кэндис.

— Да, точно!

— Да, где-то в сумочке был. Спасибо за заботу, Мэтт, — Нина снова улыбнулась.