А.П.Чехов: Pro et contra

Это — по адресу радикальных идейных людей того времени. Умеренному либерализму, помимо уже упомянутого мною очерка «Хорошие люди», достается в лице профессора в «Скучной истории». Н. К. Михайловский считает совершенно случайным и не важным указание автора на дружеские связи профессора с Кавелиным, Некрасовым, и т. д. ³⁶ Если говорить с художественной точки зрения, то Михайловский прав: не­состоятельность человека, лишенного того, что называется «общей идеей», — вот основная тема повести; а такая несосто­ятельность, пожалуй, не характерна для Некрасовых, Кавели­ных и их друзей. Но Чехов, совершенно не обнаруживая обще­ственного миросозерцания профессора в его речах и думах, очевидно, хотел этим внешним указанием объяснить читателю, с представителем какого лагеря он имеет дело. Знаменитый ученый, друг Кавелина и Некрасова, «развенчивается» тем, что не может указать жизненной дороги для Кати. К сожале­нию, и эта прекрасная вещь Чехова страдает все тем же недо­статком, который проявляется у него каждый раз, как он зай­мется изображением «идейных» людей. Кульминационный пункт повести, заключительная сцена между Катей и профес­сором, цитированная нами выше, при всей ее художественнос­ти, проигрывает в силе по вине все той же неловкости автора: он нарисовал Катю такой мятущейся истерической натурой, переходящей от увлечений романических, к страсти к театру и т. д., что, право, и обладатель самой верной «общей идеи», по­жалуй, не нашелся бы на месте профессора, не сумел бы отве­тить на вопрос: что этой Кате делать? И если принять все это во внимание, то выйдет, что повесть написана не во славу «общей идеи», без которой немыслимо разумное существование, как истолковывает эту вещь Михайловский, а просто изображает постепенный упадок жизненных сил в больном и усталом ста­рике-ученом, — упадок, приводящий его к безнадежному скептицизму.

Снисходительнее всего Чехов относится к направлению «Недели», к теоретикам «малых дел». В полном поэзии очерке «Дом с мезонином» происходит следующий диалог между пей­зажистом-художником и Лидой, помещичьей дочерью, посвя­тившей себя народной школе и лечению крестьян «порошка­ми»:

«Вы приходите к ним на помощь с больницами и школами, но этим не освобождаете их от пут, а, напротив, еще больше порабощаете, так как, внося в их жизнь новые предрассудки, вы увеличиваете число их потребностей, не говоря уже о том, что за мушки и за книжки они должны платить земству и, значит, сильнее гнуть спину». Это говорит художник, горя­чий поборник высшей обобщающей науки, но в то же время, по-видимому, и толстовец: он видит исход в одном, — чтобы «все люди согласились физически работать», иначе народ оста­нется «опутанным цепью великой», к которой медицинские пункты, школы, аптечки, библиотечки прибавляют лишь «но­вые звенья». Лида, однако, с твердостью отвечает: «Скажу вам только одно: нельзя сидеть сложа руки. Правда, мы не спа­саем человечества и, быть может, во многом ошибаемся, но мы делаем то, что можем». Художник, влюбленный в сестру Лиды

Женю, терпит фиаско: под давлением сестры Женя уезжает от него.