Читаем А.П.Чехов: Pro et contra полностью

Асоргин22 не любил ни людей, ни жизни; даже в счастливые ми­нуты творчества ему не были противны мысли о смерти, разруше­нии и конечности, и потому посмотрите, как у него ничтожны, конечны, робки и жалки эти линии"». Выражая эту мысль в та­кой форме, г-н Чехов, очевидно, подчеркивает ее как основную мысль рассказа, хотя она шире и глубже рассказа. К сожалению, впоследствии г-н Чехов не останавливался на этой глубокой и оригинальной мысли, если не считать архитектора Полознева в «Моей жизни», человека сухого и черствого, у которого и в жиз­ни все, не исключая и построек, выходило сухо, черство, бездар­но, да, пожалуй, «Человека в футляре», который, впрочем, не столько не любит жизни и людей, сколько боится их.

[32] Хотя бы, например, в драме «Три сестры». Впрочем, окончательно судить об этой драме еще рано. В ней множество неясного. Дума­ется, это просто один из тех предварительных этюдов, из которых потом, как из зерна, вырастают истинно художественные вещи. Думать так нас заставляет одна из сестер, Ирина, «душа которой, как дорогой, запертый рояль, ключ от которого потерян». Может быть, в одном из последующих произведений г-н Чехов раскроет нам душу Ирины, как он сумел раскрыть душу Липы («В овраге»), может быть, он в наблюдениях или фантазии найдет потерянный ключ и тогда, может быть, зазвучат новые, до сих пор нетронутые струны.

[32] Прежде, как известно, многократно издавалась отдельно только часть произведений Чехова.

[33] Большинства рассказов, издававшихся прежде под общими загла­виями: «В сумерках», «Хмурые люди» и просто «Рассказы».

[34] Напр., «Тиф», «Ванька», «Свирель», «Почта», «Спать хочется «Мечты», «На пути» и т. п.

[35] Не все в этом призыве, по нашему мнению, может быть принято, но подробнее об этом мы еще будем иметь повод сказать ниже.

[36] Луначарский. Русская мысль. 1903. Февраль.

[37] будьте настороже, берегитесь (лат.).— Ред.

[38] как угодно (лат.). — Ред.

[39] «С того берега», предисловие13.

Я не могу усидеть, не в состоянии. (Вскакивает и ходит в сильном волнении.) Я не переживу этой радости. Смейтесь надо мной, я глупая. Шкафик, мой родной. (Целует шкаф.) Столик мой.

[41] Разрядка моя.

[42] Читана осенью 1904 года в Ялте и Петербурге.

[43] Смирись, мое сердце, Засни глубоким сном.

Ш. Бодлер.

[44] во веки веков (лат.).

[45] горе побежденным! (лат.).

[46] Речь, произнесенная в годичном собрании врачей С.-Петербург­ской клиники душевных и нервных болезней 25 ноября 1904 г.

[47] См. русск. пер. под редакцией проф. Ковалевского: Cullere. Грани­цы сумасшествия. Харьков, 1889. С. 92.

[48] Falret J. Societe medico-psychologique//Annales. 1878, 20.

[49] Описание условий, предшествовавших заболеванию (греч.).

[50] Пожелания (лат.). — Ред.

[51] «Чудак барин». Сочинения. Т. II. С. 189.

[52] «Отцы и дети». С. 134, изд. Маркса.

[53] По преимуществу (фр.).—Ред.

[54] Мордовцев. Знамения времени. С. 312 8.

[55] Там же. С. 311.

[56] Сочинения Г. Успенского. Т. II. С. 265 9.

[57] Знамения времени. С. 59.

[58] Осипович А. (Новодворский А. О.) Собр. соч. СПб., 1897, предисло­вие10.

[59] Там же11.

[60] П. Я. Стихотворения. Т. 1. С. 915.

[61] Памяти Гаршина (сборник). СПб., 1889. С. 48.

[62] Успенский Гл. Сочинения. Т. II: Малые ребята. С. 263.

[63] Там же. С. 265.

[64] Минский Н. Гефсиманский сад.

[65] Письмо к Латкину, декабрь 1883 года27.

[66] Если не правда, то все же хорошо придумано (итал.).—Ред.

[67]

Когда умирает выдающийся человек и упала его тень, — как вечерняя тень, превосходя его самого величиной, — поло­жение требует не слез и увеличенной пропорционально жалос­ти, не длящейся хвалы, ищущей новых слов в своем искрен­нем напряжении: надо только возможно глубоко понять его дела, которые он, счастливый, в горячей гармонии своей лич­ной жажды и общей пользы, совершил — и, следовательно, ос­тавил нам. Это хорошая дань — лучший венок и отвлеченные слезы над гробом человека, вступившего со всеми самовластно в бескровную связь.

Антону Чехову, умершему рано, как и многие его братья (не предсказания ли будущего в этом?), принадлежит уже много месяцев право на всю критическую мысль всей страны. Но все еще нельзя сказать, что Чехов понят вполне: он так же частич­но, словесно понят, как и при своей жизни. Высокая положи­тельная оценка его не обоснована достаточно — в этом, по-мое­му, не может быть сомнений.

Главное содержание отзывов сводится, по-видимому, к са­моочевидному: Чехов изображает пошлость и заурядность рус­ской действительности, рисует бессильных русских обывате-

[68] В отличие от обычной индивидуальной типизации, несравненный представитель которой — Шекспир.

[69] Вопроса об историко-литературном значении Чехова, о его от­ношении к другим русским писателям я в этой статье не затраги­ваю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология