…А родись счастливой

Мысли путались, и Люба понимала, что скоро заснёт под стук колёс и шорох бродящих туда-сюда пассажиров. Но мешали брюки. Она никогда в них не спала. Не вставая с постели, долго возилась с ними под одеялом, потом уминала в сетку над полкой. Сон отлетел, и она в его ожидании полусмотрела в тусклый потолок над собой, стараясь дышать в такт глубокому всхрапыванию соседки снизу. Потом там послышалось недовольное сонное бурчание, и Люба не увидела, а скорее почувствовала возникающую над собой тень, и что-то с дрожью ползущее под её одеялом от коленей вверх. В ужасе повернулась к тени. Та дохнула ей в лицо перегаром и солёным огурцом, зашептала:

– Я полочку над собой разложил, айда туда, согреемся. Пособи жить чеку… – И рука ползет меж коленок выше.

– Аллё! – раздалось и снизу.

Люба откинула с колен одеяло, поджала к себе ноги и с силой выпрямила их. Смрадная тень отлетела в проход, что-то грохнуло там и завыло. Соседи вскочили с полок. С фонарём прибежала проводница и закричала:

– Врач есть в вагоне?! Помогите кто-нибудь!

– Дура, свет сперва включи! – рявкнули ей из-за стенки.

Люба выдернула из сетки брюки, не спускаясь с полки, кое-как вползла в них и опустилась на пол босыми ногами.

– Чего он тебе сделал, ты его так-то пихнула? – спросила басом тётка с нижней полки.

– Он лез ко мне под одеяло. – От страха и холода у Любы застучали зубы.

В вагоне включился свет. И все, кто уже столпился в проходе, увидели неудобно торчащую под столиком голову в пятах зелёнки, плечо и руку, синие от наколок, по которым ползла тёмная кровь.

– Простыни кто-нибудь рвите, перевязать человека! – крикнул голый по пояс парень.

Люба потащила свою верхнюю простынь, вцепилась в неё стучащими зубами, чтобы оторвать край. Серая, ветхая с виду инвентарная единица с чёрной печатью «ВГЖД» едва поддалась. Люба отмахнула от неё широкую полосу и передала вперёд парню, склонившемуся над пятнистой головой. Тот комком подложил её под голову, посветил фонариком в широко открытый мутный глаз и скомандовал:

– Полку его разложить помогите и поднять на неё… тело. И кто видел, что произошло?

– А вот к ней он лез, а она и лягнула ногой, – сообщила соседка снизу. – Сперва он ко мне ногу поставил, я его настрожила, а к ней он руками под одеяло…

– А вы что-нибудь видели? – спросил парень сухонькую пожилую пару.

– Господь не сподобил. От голоса мы проснулись… И от стука… «Алё» кричала эта гражданка, а стук был от этого гражданина, – показал мужчина на соседку и на тело, уже положенное на боковую полку.

– Ещё кто видел? – спросил парень, оглядывая сбившихся в проходе людей.

– Да кто ж тут чего видел в потёмках? Только голос и слышали. – И толпа тут же разбрелась по вагону, чтобы, не дай бог, не попасть в свидетели.

– Так, вы, вы и вы – в купе к проводнику, – распорядился парень, указав на Любу, старичка и тётку с нижней полки. – И проводнице: – А вы быстро к бригадиру, пусть свяжется со станцией… Где мы теперь остановимся?

– На Луговой…

– Пусть вызывает к поезду труповозку и наряд милиции.

– А мы-то чего? Она ведь лягнула его, – показала тётка на Любу. – Ко мне он токо што на полку встал. Чего мы видели?

– Если она «лягнула», а вы ничего не видели, ей срок грозит, поняли? Проходите к проводнику, составим протокол.

– Господи, спаси и помилуй! – стал креститься старичок.

– Я испугалась и просто оттолкнула его ногой, чтобы не лез, – выговорила Люба, унимая дрожь от холода и страха.

– След какой-то остался от его противоправных действий?

– Не знаю. Он, вроде, схватил меня за ногу выше колена.

– Хватал за ногу? В ваших интересах показать мне это сейчас.

– Здесь?

– Говорю, пройдём к проводнику!

В тесной каморке проводника четверым было не развернуться, и парень сел на столик, за плечи поставив Любу перед собой.

– Показывай, где он тебя хватал. Свидетели, смотрите тоже. Фиксируем.

– А вы кто? – неуверенно спросила Люба.

– Слушатель Великогорской высшей школы милиции. Выпускник. Я знаю, что делаю.

Мелко дрожащими руками Люба опустила брюки ниже колена.

– Господи, спаси и помилуй, и избави мя, – зашептал старичок, когда парень стал светить фонариком на голые ноги Любе.

– Левая нога? Есть неглубокая царапина. Все смотрим! И фиксируем. Видели? Можно одеваться. Вы и вы, – сказал он старичку и тётке, – сейчас подпишите протокол осмотра. А вы, – Любе, – готовьтесь к выходу на Луговой. Я должен сдать вас ЛОМу, линейному отделу милиции в смысле.

«Ну, вот и доехала до новой работы! – думала Люба, бредя к своей полке за вещами. – И дёрнуло меня так торопиться! День подождала бы, купила бы билет в СВ… Что за судьба у меня такая!?»

– Скажите, меня, верно, посадят? – спросила она обгонявшего её «слушателя и выпускника».

– Предел самообороны, конечно, превышен. Но я постараюсь в протоколе обострить обстоятельства нападения.

– Спасибо. А сколько мне могут дать?

– Сложно сказать. Исход летальный. Правда, нападавший ехал со справкой об освобождении… Статья у него была та ещё! Это как следователь теперь посмотрит и что суд решит…