– Ой, товарищ капитан, а давайте-ка я вымою вам банку и стаканы! – предложила Люба. – Где у вас вода?
– Сидите! Вода у нас по принципу: «на каждой станции есть бесплатный кипяток!» Бежать туда надо. Сейчас ваньку пошлём, если вам такая посуда не по нутру. – Капитан нажал кнопку под крышкой стола. В кабинет без стука вошёл рядовой, который нёс сюда Любин чемодан.
– Слушаю, – сказал лениво.
– Стучать в дверь надо, когда у начальника люди,… дама особенно.
– Так вы же из-за стола звонили, товарищ капитан, – догадливо заулыбался «ванька».
– Собери посуду и сбегай, помой хорошенько!
– Она, вроде, мытая давеча…
– Поговори у меня!
– Ладно. Схожу. – И подошёл к столу за стаканами. – А эту воду куда? Она уже закипит скоро…
– В обезьянник отнеси.
– Ой, да оставьте, пожалуйста! Ничего не надо мыть, если всё из-под чая, – вступилась Люба за рядового. Чем-то он напомнил ей Степана Дурандина. Мелче, конечно, того и не рыжий, но с виду такой же малоповоротливый. А догадливой ухмылкой он насторожил её. Что-то слишком добр к ней капитан… Хотя и не «ел глазами» ни в вагоне, ни здесь.
– Ладно, иди на место, – отпустил капитан рядового.
Вода в банке действительно быстро вскипела. Капитан достал из сейфа пачку чая с тремя слонами, небольшую сахарницу с песком и печеньем. Прихватив банку перчаткой, разлил кипяток по стаканам, бросил в них по щепотке заварки.
– Послаще вам или как? – спросил Любу, бросив себе две ложки песка.
– Мне одну, пожалуйста, – сказала Люба.
– Присаживайтесь сюда, – пригласил он её к столу. – Вот нищета милицейская! Столик на колёсиках не можем завести, чтобы подать человеку чай к дивану…
– Ничего. Всё хорошо, – пересела Люба на стул, подвинув его ближе к столу.
Чай оказался ароматный и крепкий до того, что связывал язык во рту. Сахара ещё бы ложечку не мешало, но если уж просила одну, так и надо допивать.
– Сокольникова… – прочитал капитан, скосив глаз в лежащий сбоку протокол. – Был когда-то у нас такой секретарь обкома комсомола. Потом его в большой обком перевели, в завы. Потом «Сельхозтехникой» командовал в Великогорске. Хороший был мужик. На охоту к нам приезжал. А дальше я его потерял…
– А дальше он погиб, – тихо сказала Люба.
– Знали его?
– Была за ним замужем…
– Вона что!.. А чего случилось-то?
– Провалился под лёд на машине…
– Да… Бывает… И давно вдовствем?
– Полгода почти.
– Трудно одной?
– Привыкла.
– И чего? Никого пока нет? Аж не верится, на вас глядя. – Капитан вдруг подхватился, сунулся в сейф, достал початую бутылку «Арарата» три звёздочки, пару рюмок. – А давайте помянем хорошего человека?
– Спасибо, мне не хочется. И голова разболелась после всего…
– Ну, коньяк-то как раз… Расширяет. Давай-давай, легче будет. – И налил две рюмки.
– Спасибо, не буду. Потом ещё сильнее заболит.
– Ну, вот! У меня и лимона немого осталось. – Достал из сейфа блюдечко с парой кружочков подсохшего уже лимона с подтаявшими на них щепотками песка. – Так что давайте… Не помню уж как его звали…
– Анатолий Сафронович.
– Точно! Помнил ведь… У меня дед был Сафрон… Так что – за Сафроныча и за Сафрона! А?
– Спасибо. Я точно не буду! – твёрдо отказалась Люба.
Капитан поскучнел. Держа рюмку в кулаке, он уставился на неё. Она тоже не отвела от него взгляда, замечая, как меняются его некрупные карие глаза, как поднимется в них что-то тяжёлое, как перестают они моргать и пропадает доброта, какую она видела в них минуту назад.
– Хорошо. Я выпью с вами и за вас, за всё, что вы для меня сделали, – торопливо согласилась Люба и взяла свою рюмку.
– И ещё сделаю, если поймёшь меня, – сказал капитан каким-то другим голосом. – И если договоримся…
Ох, уж эта перемена в глазах и в голосе мужиков! До чего знакома она Любе, и как она ей неприятна…
– Договоримся о чём? – спросила она, стараясь подавить подступающий страх.
– О раскладе. Он у нас такой: или я сам пишу протокол, или отдаю следователю это сочинение курсантика…
– А что я должна делать? – спросила Люба, хотя почти уже знала ответ.
– Как говорят в высоких кругах, расслабиться и получать удовольствие…
– А если меня ничего здесь не расслабляет, то?..
– Есть ещё вариант. – Капитан выплеснул в угол свою рюмку, упёрся в Любу насмешливым взглядом. – Могу отправить тебя в обезъянник, там как раз трое урок у меня кочумают. Они согласия не спросят. Или к ванькам в спальник, эти тоже не суходрочкой с тобой займутся…
Чем спокойнее говорил это капитан, тем страшнее становилось Любе, и было уже не до твёрдого взгляда в его глаза. Надо что-то делать, соображала она. Слёзы? Да разве они тронут? Кричать? Успокоит в два счета. Хитрить, затягивая время, может, ещё что-то придёт в голову…
– Хорошо, капитан, – выговорила она. – Не надо никакого обезьянника, и ванек не надо. А где мы?…
– Диваном поскрипим! А хочешь, на столе. – И он стал торопливо сдвигать на край стола телефоны, банку с остатком кипятка, стаканы, пачку с тремя слонами, протокол.
И Люба сообразила, что ей делать дальше.
– Слушай, капитан. А если потом я принесу тебе в подоле?