…А родись счастливой

Едва поезд остановился на Луговой, в вагон, оттеснив в него Любу и парня, (теперь он уже был в короткой серой шинели с погонами) ввалились два мужика с носилками и за ними вошли пожилой капитан милиции и два сонных молоденьких милиционера.

– Пройдём на место, – сказал капитан. – Первичный осмотр произведён? – спросил он слушателя ВШМ?

– Так точно! – отчеканил тот, протягивая капитану листы протокола, составленного ещё до остановки.

Вагонный люд потянулся, было, за ними полюбопытствовать, что будет дальше, как поведёт себя эта краля в лисьей шапке, угробившая человека. Но капитан тихо скомандовал всем оставаться на местах, и рядовые отделили участников происшествия от народа, загородив собой проход.

В последнем отделении вагона капитан приоткрыл простынь над телом, спросил:

– Шмотки… в смысле вещи какие с ним были, документы?

– Справка об освобождении из ИТК-6 и вещмешок, – сообщил слушатель школы милиции. – Справка приобщена к протоколу, вещмешок в ногах погибшего. Там, кроме белья и портянок ничего нет.

– Ладно, ну-ко встаньте, где кто был на момент происшествия. – Он пропустил старичков и Любу к столику. – На полки залезать не обязательно.

– Товарищ капитан, в протоколе всё зафиксировано, – доложил слушатель.

– Хорошо. Кто злоумышленник?

– Вот, Сокольникова Любовь Андреевна, – показал парень на Любу.

– Я же не нарочно. Испугалась, когда услышала, как он…

– Понятно. Вы где были? – спросил капитан соседку.

– Вот тута, внизу. Он через меня лез. На ногу мне наступил…

– Понятно. Ну, оставайтесь все на местах. А вы, старшина курса, пошли со мной к проводнику, – распорядился капитан. – Бригадир, ещё на десяток минут придержите поезд.

– А нельзя эту вывести, а нам трогаться? А то и так лишку стоим.

– Нельзя, – отрезал капитан.

В каморке проводника капитан рассмотрел схему происшествия, составленную старшиной курса, прочитал протокол.

– Хорошо вас учат исполнять, старшина. А вот думать – не очень. Ты чего девке шьёшь? Признаки по тридцать седьмой? – «умышленные действия, не соответствующие характеру посягательства»? Это же – срок, и жизнь – кувырком. Ты хоть за службой разглядел эту Любовь Андреевну?

– Так точно, товарищ капитан. Красотка. А что делать, если подпадает?…

– Слушать, старшина, свидетелей. Нижняя соседка что сказала? Он сначала ей на ногу наступил. Она её отдёрнула. Он потерял равновесие. Схватился за ногу верхней соседки. Она тоже испугалась, дёрнулась. И мужик грохнулся. Про его посягательство писать не обязательно. Обязательно будем писать про потерю равновесия. А это будет несчастный случай! И твоя… как её?… Любовь Андреевна?.. тут не причём. Так что этот протокол я оставлю себе. А ты быстро сочини другой с учётом вновь выявленных обстоятельств… Хотя, поезд держать не будем… Сам допишу. Только, эй, свидетели! Черкните мне свои закорючки и с богом! А мы с Любовь Андреевной пойдём ночь коротать… Следователь будет только утром… Проводи нас, бригадир! – И показал рядовым, чтобы взяли вещи Любы.

Глава 25.

В двухэтажном деревянном доме линейного пункта милиции капитан коротким жестом усадил на место выскочившего, было, из-за барьерчика сержанта, распорядился, чтобы рядовой поднял Любины вещи к нему в кабинет, и повёл её по скрипучей некрашеной лестнице вверх.

Кабинетом начальника пункта громко именовалась комната за массивной дверью, выкрашенной белилами наверно ещё в прошлом веке. Но были в комнате двухтумбовый письменный стол с двумя чёрными телефонами, старый диван, обтянутый тёмным облезшим дерматином, небольшой сейф, когда-то покрытый серо-голубой краской, пара щегольских венских стульев, таких же, впрочем, древних, как всё здесь. И ещё – стоячая деревянная вешалка с четырьмя гнутыми вверх рожками.

– Раздевайтесь, располагайтесь, – обвел он рукой пространство комнаты. – Следователя нам ждать да ждать. Они в ЛОМе сидят. Нам – по штату не положены, словно не мы основную работу тянем… Ну, чего вы? Снимайте шубу, вешайте и располагайтесь. Сейчас чайку сообразим, согреемся…

Любу кольнуло последнее слово капитана. Тот, что лез под одеяло, тоже предлагал «согреться» у него на полке. Но этот-то, вроде, другой… Она повесила шубку на стойку, оставшись в шапке – волосы ведь не успела прибрать в вагоне – и осторожно опустилась на диван, скрипнувший органом своих пружин даже под её малым весом.

– Какое древнее у вас тут всё! – улыбнулась она капитану.

– Транспортной милиции почти сто лет. А всё, что тут есть, из дома луговского купца Климентьева притащено. Тоже, представляете, сколько лет?.. В ЛОМе, в Великогорске – другая обстановка. А мы – в поле, как в норе, нам ни звёзд, ни мягкой мебели.

– А Лом это что такое?

– ЛОМ – это Линейный Отдел Милиции. Там полковник в начальниках. Полковники любят посветлей да помягче. А капитанам и старого дивана хватит. Во, кипятильник и тот из дому принёс. – Он налил из графина воды в пол-литровую банку, опустил в неё завитушку дорожного кипятильника, выставил из тумбы стола два гранёных стакана. Всё это было у него тёмным от частых заварок и привычки не мыть посуду сразу после чаепития.