…А родись счастливой

Сквозь незашторенное окно увидела, как во двор настырно вкатилась «Волга». Ещё гости? Нет, машина спятила на дорожку к гаражу и застыла там, напряжённо посверкивая подфарниками. Степан. Он всегда так ставит машину, когда подъезжает за Анатолием. Только подфарники у него обычно словно дремлют, а сейчас того гляди перекалятся. «Что он хочет? Ждёт Игоря, или когда позову?» И опять улыбнулась, вспомнив, какую встряску нечаянно устроила давеча парню в дверях банкетного кабинета. Услышала в себе слабый отголосок волнения, спросила: «Эх, Люба, а что если он войдёт как-нибудь к тебе да поднимет на руки?»

Степан не очень нравился ей внешне – больно рыж и огромен, но мощь, какую она чувствовала в нём, иногда действовала на неё одурманивающее и тогда до полного дурмана не хватало лишь, чтобы и он уловил этот момент и, остановив машину, унёс её в высокие травы.

Значит, жизнь продолжается?

Игорь неплохо распорядился баром. Когда Люба в халате с очень открытой грудью сошла вниз, в гостиной перед диваном её ждал прекрасно сервированный журнальный столик. На его малом пространстве Сокольников-младший уместил всё, что счёл необходимым и нашёл в быстро освоенном доме. Не забыл даже украсить крохотным хрустальным бочонком, куда воткнул сухую коряжистую ветку и пару листьев от фиалки. Ветку он отломил от пучка торчавших в большой напольной вазе, а листья – обкорнав цветок на подоконнике. Но сделал красиво. Изменил и свет в гостиной, оставив включённым только бра, и на то накинул цветную салфетку с серванта. Получился вполне интимный уголок. «Пасынок» явно рассчитывал неплохо провести здесь вечер.

– А в тебе пропадает бармен. – Люба подошла к столику той особой женской иноходью, когда главной движущей силой тела кажутся бёдра. Здесь она редко так ходила, это была её походка для ресторана, для сборища, где надо было показать себя. Сейчас ей тоже этого захотелось, чтобы получше понять, а неровен час, и завлечь, если он того стоит, «пасынка». Для этого – распущенные волосы, халат всего лишь запашной и поданные на зрителя бёдра. – Мы как-то были с Анатолием Сафроновичем на одном межсобойчике в Юрмале, там вот так же делали столик на двоих у дивана: полусвет, только больше красного, музыка, и в самом тёмном углу – такой молоденький толстячок в подтяжках и с соломенными усами. Точь-в-точь ты.

– Я же ведал студбаром и дискотекой в университете, где ты, кстати, почему-то никогда не бывала, – ответил польщённый Игорь. – Там у нас была неплохая фонотека, а после закрытия кое-что можно было посмотреть и по телеку.

– Ясно. Крутили девчонкам мозги. А ты же, вроде, в сельхозе учился, причём тут студбар университета?

– Одно другому не мешало, как ныне моё тракторное образование не мешает воспитывать в молодёжи чувство глубокого патриотизма… На хай лайф этого не достаёт, но об этом потом. Прошу!

Люба села за столик. Полы халата скользнули с колен, глубоко открывая ноги. Игорь оценил это, но коньяк и какой-то еще сочинённый им напиток разлил в фужеры со спокойным достоинством бармена.

– Льда батя не держал в доме? Зря.

– Он держал в доме пламень, – сказала она и, будто только теперь заметив наготу ног, запахнула халат.

– Тем более нужен был лёд. В холодильнике, конечно. За что будем пить?

– А за что уже пили сегодня. За светлую память Анатолия Сафроновича Сокольникова, моего мужа и твоего отца. – Она отрубала сыну все варианты, чтобы посмотреть, на что он способен в такой ситуации.

Игорь сыграл в примитив: дёрнул бровями, дескать, за светлую, так за светлую, и непритязательно, как горькую, одним глотком принял коньяк. Разула она его этим тостом. А без штиблет сползла и барменская импозантность. Потянуло на простоту.

– Ты была счастлива с ним? – спросил он. – Только откровенно.

– Мне будет очень не хватать его, – сказала она, опуская руку с непригубленным фужером в колени.

– Мне – тоже. – Игорь налил себе, быстро выпил. – И не только будет, но и было уже, особенно в последнее время, когда он, как он говорил, «поспустил нас с шеи».