Суть его состояла в том, что область веры определялась как область свободно избираемых убеждений, обоснованных прежде всего опытом воли. Рационально обоснованное сомнение в этой области невозможно по определению, а доказательство излишне и, скорее, свидетельствует о неверии[934]
. Напротив, область рассудка живет исключительно по законам логики, и здесь никаких априорных ограничений (в том числе и вероучительных) для сомнения установлено быть не может. В то же время область рассудка вторична по отношению к области веры (в широком смысле слова, как области непосредственного опыта человеческой воли). Ее конечной целью, следовательно, будет не что иное, как рациональная реконструкция мира опыта и веры.Такой подход, с точки зрения Хомякова, не только устранял препятствия на пути обретения веры, но и решал проблему социальной адаптации людей как в гражданском, так и в церковном сообществе. Преодолевая внутреннюю раздвоенность, они входили в эти сообщества как полноправные, творчески активные члены. (Пример – участие славянофилов в крестьянской реформе.)
Этот терапевтический аспект миссии славянофилов не случаен: он в значительной мере определяет их стратегию и тактику. Исцеление невозможно без веры, но и обретение настоящей веры возможно только для здорового человека. Из этого проистекает и пресловутое «славянофильство»: разрыв с народом – в образе жизни, системе основных ценностей – часть общей болезни «образованного класса». Следовательно, преодоление этого разрыва – важный шаг на пути к вере.
Как из состояния общества, так и из особенностей православной религиозности вытекают стратегические задачи миссии: интеллектуальное преодоление рационализма и культурное – европеизации. Выполнением этих задач достигались опять-таки как внутренние, так и внешние цели: присоединение образованного общества к церковной полноте должно было обеспечить устойчивость и целостность церковного организма, его способность противостоять разрушающим внешним воздействиям и внутренним разделениям. Оно же должно было уничтожить установившееся со времен Петра I противостояние народа и публики, Земли и Государства. Еще раз подчеркну, что славянофилов заботил не только внешний, так сказать, социальный аспект этого разделения, но и внутренний, личностный.
Первая задача решалась путем систематической философской критики европейских идей, форм жизни и социальных институтов, а главное, их российских проекций по двум направлениям. При этом все они рассматривались в контексте европейской культуры. Славянофилы указывали как на их ограниченность, так и органичность в своих рамках. Логика развития ведет Европу в рационалистический и атеистический тупик, что хорошо осознается самими европейцами. В этом отношении славянофилы примыкают к традиции европейской самокритики. Тем не менее указанные идеи, формы жизни, социальные институты суть органические моменты европейской жизни, они закономерно возникают в ходе ее движения и, возможно, так же будут преодолены, изжиты. Указанием на их относительную правомочность начинается, как правило, движение критики по второму направлению. Российские проекции элементов европейской культуры неизбежно неадекватны своим оригиналам, а потому не могут быть использованы для достижения соответствующих целей[935]
.Вторая задача (преодоление европеизации) решалась путем осмысления темы народности в области эстетики и социальной философии, реализацией жизненных практик, отвечающих, с точки зрения славянофилов, основным интенциям древнерусского просвещения и сохранившимся до настоящего времени его элементам. При этом речь не идет о полном отказе от технических и духовных достижений европейской культуры и секуляризации вообще[936]
. Он привел бы не столько к преодолению указанной раздвоенности, сколько к ее подавлению и вытеснению из области сознания.В противоположность такой обскурантистской установке славянофилы, прежде всего Хомяков, стремятся к сочетанию полной открытости к любой культурной и интеллектуальной новизне с абсолютной верностью началам Предания. Такая позиция подразумевает, конечно, рефлексивное отношение к обеим составляющим вообще и в каждом конкретном случае. Иными словами, она подразумевает философствование.
Ответом на вопрос об общих условиях возможности такой позиции является хомяковское учение о Церкви, суть которого – в последовательном различении внутренних, вечных и незыблемых, и внешних, исторических и изменчивых, аспектов церковной жизни.
Церковь, по выражению Ю. Ф. Самарина, «не доктрина, не система, не учреждение»[937]
, которые есть лишь проявления Церкви, причем сменяемые в зависимости от исторических обстоятельств. Церковь, по определению Хомякова, есть «единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати»[938].