Не менее очевидно влияние идей Хомякова на Соловьева. Прежде всего это касается важнейшего элемента философской системы Соловьева, его концепции Богочеловечества. Почти буквально повторяя то, что говорили Чаадаев и Хомяков, Соловьев утверждает: «Бог, будучи сам по себе
трансцендентным (пребывающим за пределами мира), вместе с тем по отношению к миру является как действующая творческая сила»[1039]. Но само явление Бога в мире осуществляется через человека, через божественное назначение каждой человеческой личности и человечества в целом, выражающееся в том, что человек в своей деятельности реализует божественный идеал и тем самым ведет мир к радикальному преображению. «Существенное и коренное отличие нашей религии от других восточных, в особенности от мусульманской, – интерпретирует Соловьев сущность христианства, – состоит в том, что христианство как религия богочеловеческая предполагает действие Божие, но вместе с тем требует и действия человеческого. С этой стороны осуществление самого Царства Божия зависит не только от Бога, но и от нас, ибо ясно, что духовное перерождение человечества не может произойти помимо самого человечества, не может быть только внешним фактом; оно есть дело, на нас возложенное, задача, которую мы должны разрешать»[1040]. В отличие от средневекового христианства, признававшего возможность достижения единства человека и Бога только в грядущей жизни, после земной смерти человека, Соловьев в полном соответствии с традицией, заданной Хомяковым и Достоевским, полагает это единство реальным и значимым уже в земной, эмпирической жизни. Это и составляет смысл идеи Богочеловечества. Выступая движущей силой преображения мира, человек в своем божественном измерении не может рассматриваться как изолированный индивид; Богочеловечество есть целостный духовный «организм», объединяющий людей. В этом пункте снова обнаруживается преемственность между Соловьевым и его предшественниками. Подобно тому как Чаадаев говорил о «всемирном сознании», а Хомяков – о единстве людей в Церкви, так и Соловьев утверждает, что отдельное существование человека – не более чем феноменальная «иллюзия». Подлинной полнотой бытия обладает цельный духовный «организм» человечества, в то время как бытие отдельного человека есть «абстракция», предстающая реальной только при рассмотрении человека под определенным углом зрения. Для доказательства этого утверждения Соловьев в поздние годы прибегал к авторитету О. Конта. «С гениальной смелостью, – пишет о Конте Соловьев, – он <…> утверждает, что единичный человек сам по себе, или в отдельности взятый, есть лишь абстракция, что такого человека в действительности не бывает и быть не может. И конечно, Конт прав»[1041]. Подобно тому как геометрические точки, линии и поверхности являются всего лишь абстракциями от реальных объектов нашей трехмерной действительности, так и отдельный человек, индивид есть лишь «абстракция», условно выделяемая из реальной целостности человечества. «Социологическая точка – единичное лицо, линия – семейство, площадь – народ, трехмерная фигура, или геометрическое тело, – раса, но вполне действительное, физическое тело – только человечество»[1042].В XX веке значение философских идей Хомякова было осознано во всей полноте. Быть может, самой необычной формой такого осознания стала критика этих идей П. Флоренским. Флоренский является парадоксальной фигурой в русской философии: он яростно возражал против самых главных идей и концепций русской философии, защищая точку зрения того самого «средневекового миросозерцания» (т. е. по существу догматического христианства), которую на основе уже сформировавшейся традиции русской мысли отверг В. Соловьев в одной из самых ясных и убедительных своих работ («Об упадке средневекового миросозерцания»). Оценивая степень правоты Хомякова в его критике католицизма, Флоренский решительно отвергает убеждение, что Хомяков выражает позицию догматического Православия. Для Флоренского взгляды Хомякова гораздо ближе к протестантизму, причем именно в тех моментах последнего, которые наиболее отклоняются от истинно христианского мировоззрения: