Читаем А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2 полностью

Целый день мстительница в повести Распутина маялась возле прокуратуры, поджидая, когда привезут «злодея»; убедилась, что за его освобождение дают взятку и вот-вот отпустят на свободу, выстрелила из обреза и убила кавказца, который изнасиловал ее дочь Светку. Все же главный персонаж не Тамара Ивановна Воротникова; скорее – сын Иван, а может быть, – отец Иван, между которыми Тамара Ивановна связующее звено, передающее традицию. Мягкохарактерный муж Анатолий не защитник.

Какая же традиция передается от деда к внуку? Пассионарность. Законы природы, с которыми столкнулся бомж Серёгин на уровне «зоопланктона» (словечко Д. Галковского), действуют в нашем обществе на всех уровнях. Художник нашел опору в культуре, в нравственных законах, с ней связанных. Другой ответ увидел Валентин Распутин. В сцене чаепития (с коньяком) на кухне у Воротниковых беседуют Анатолий, предприниматель Демин и старик-бомж (люмпен-интеллигент). Спор завязался между Деминым и стариком, Анатолий только слушает.

«У меня цель – человеком остаться, – обосновывает свою позицию Демин. – …Что делается? Образ есть, а человека нету… Как молотилку такую запустили на скрытой тяге, и она заработала во всю мощь… Кому это надо? Как так может быть, что человеку надо, чтобы в нем не было человека? Может такое быть?».

Старик, отвечая предпринимателю, словно комментирует арифметические выкладки американцев: «Ишшякли. Были, шумели и вше вышли. Хоть Шталина зови, хоть Петра. Не поможет. Человек штарится, и народ штарится. Переливается в другой народ. Жакон природы».

«Да это же целая философия, философия прямо с помоек».

Демин отвергает не этногенез, а ложную трактовку – «философию прямо с помоек». Доказательство неисчерпанной пассионарности нашего народа Валентин Распутин подкрепляет образом подростка, который много размышляет и мужает. В финале сын Иван едет в родное село матери восстанавливать церковь. В повести нет противопоставления славянофильства и евразийства, скорее обоснован их союз. Семейство лесничего корнями связано с лесом, с природой; и оно же, выходит, восстанавливает церковь. Главная опора для возрождения России – православие и родная природа. Так прочитывается новая повесть Распутина.

В сущности Л. Бородин бьется над той же задачкой: какой союз расположить между традиционной верой в Бога (славянофильство) и новейшей натурфилософией (евразийство)? Соединительное «и»? Противительное «или»? Для районного олигарха Черпакова жизнь – «игра азартная». Умный хищник, настолько преуспел в игре, что вся экономика района держится на этом олигархе. Зато фермер Андрей Рудакин под влиянием советов Черпакова стал скопидомом и убийцей родного брата. «Отмазанный» от тюрьмы, Рудакин превратился в Андрюху-холуя.

Бородин вроде бы отвергает евразийство, что выражено в сюжете и в лирических отступлениях. Например: «Не знаю ничего правильнее дерева. И ведь не без чуда. Подойди к дереву, ладонью поскреби рядышком – земля, и в ней никакой жизни. Но из этой самой нежизненной земли и вырастает живущее дерево. Всем понятно – корни и прочее… Но где-то там, глубоко, самый тоненький корешок кончается и соприкасается с той же обыкновенной неживой землей. И как, объясните мне, неживое становится живым? И вовсе не нужно хождения людишек по воде и летаний по воздуху, потому что под каждым деревом и каждой травинкой чудо… Что дает ему жизнь роста? Как Господь Бог вершит бытие мира? Два эти вопроса для меня равны своей чудесностью. Не знаю! И это прекрасно!».

Читатель готов обеими руками подписаться под замечательным гимном во славу Господа Бога и забыть про всяких пассионариев с их этногенезами, тем более про «опассионаренного пня» Черпакова, но прозаик Бородин далеко не прост и не позволяет этого сделать. Бородин вообще-то по складу ума философ. Это сверху в его прозе яркие пёрышки, но под образами-пуховичками крутятся тяжелые жернова логики. В финале читателя заставляют взглянуть на пруд, который соорудил незадавшийся фермер Андрей Рудакин, чтобы рыбу ведром черпать и деньгу зашибать. Рыба и впрямь завелась, сидят на бережку его односельчане и ловят рыбку, потому что пруд стал их коллективным достоянием, как и всё в природе.

Пораскинет читатель мозгами, и то верно: пути Господни неисповедимы. Может быть, эту азартную игру природных сил и замыслил Бог, а люди назвали «перестройкой», «реформами»? Может быть, славянофильство и евразийство дополняют друг друга, уравновешивая что-то в миросозерцании русского человека? Произнесет критик вслед за читателем. В самом деле, неизвестно еще, как реформы повернутся и во что выльются. И кто будет сидеть с удочкой на бережку.

А. Н. Долгенко

Философско-эстетическое наследие А. С. Хомякова и эволюция русского декаданса

Перейти на страницу:

Похожие книги

Практика Карма-Йоги
Практика Карма-Йоги

Эта книга состоит из восьми частей. Первая часть посвящена йоге служения. Во второй части речь идет о вселенских законах. В третьей части рассказывается о том, что такое свадхарма. Повелевать Природой путем правильного осуществления пурушартхи (свободы воли) ― тема четвертой части книги. "Карма и реинкарнация" — так называется ее пятая часть. Здесь описаны различные виды кармы. В шестой части книги говорится, что начинающие духовные искатели должны уметь сочетать работу и медитацию. Седьмая часть книги называется "Карма-йога в Бхагавад-гите". В восьмой части предлагается несколько поучительных и вдохновляющих историй, которые показывают, как на практике применять все изложенное в этой книге. В приложении к книге — руководство по ведению духовного дневника, который очень помогает в практике карма-йоги, а также словарь санскритских терминов.

Свами Шивананда Сарасвати

Религия, религиозная литература
Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее