А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Тульские краеведы предпринимали попытки отстоять целостность музея как памятника культуры. Сохранилось письмо заведующего Губмузеем А. Н. Соболевского в Народный комиссариат по просвещению, в котором автором были высказаны различные предложения об использовании музея в целях школьного и внешкольного образования, изучения различных вопросов, связанных с историей крепостного права, быта, прикладного искусства, материальной и духовной культуры. Огромное значение Соболевский придавал архиву и библиотеке имения. По поводу библиотеки он писал: «Особенного внимания заслуживает библиотека, в большинстве своем иностранная, дающая по своему подбору книг редкую картину прогрессивного роста общественного самосознания, начиная с XVIII века (вольтерианство, масонство, великая французская революция, либерализм, западничество и славянофильство), беглый осмотр которой представляет интерес для экскурсий, так как дает ясное представление о течениях русской мысли и влиянии на нее запада»[981]. И все же вынужден был признать в этом письме, что в целом из-за своей запущенности музей производил на посетителей неблагоприятное впечатление, «что давало повод говорить о закрытии музея или переносе его в Тулу», что все равно «было бы равносильно его уничтожению».

Несмотря на принятое решение о закрытии музея, он, находясь в ведении Тульского Губполитпросвета, некоторое время еще существовал на своем месте как Музей 40-х годов XIX столетия. Богучаровскому музею «повезло». На письменный запрос Ольги Беэр, заведующей музея в Петрищеве Белевского уезда в усадьбе А. П. Елагиной, где разместилась детская коммуна, заведующим Унаробразом (уездным отделом народного образования. – Н. З.) Джулиным была наложена следующая злопыхательская резолюция: «Можно быть “культурниками” в духе Победоносцева, можно умиляться над следами зверства башибузуков, но сохранять сожженные Сацуны <…> как исторические памятники “прошедшей культуры”, и обосновывать сие интересом к памятникам значит обнаруживать полное отсутствие всякого присутствия гражданского чувства элементарной справедливости. Реставрировать церкви мы не станем, дворянская же триипостасная культура да будет проклята со всеми нашими врагами и ее защитниками. А в усадьбе, в конце концов, поставим двигатели, авось, ребята, получившие там и образование и обучение, со скрежетом зубовным загнут истинно русское выражение в память православия, самодержавия и народности, столь любезных апологетке славянофильства, этих трех китов угнетения народов».[982]

Губернские и центральные власти, вероятно, колебались перед принятием решения о передаче музея в столицу или в губернский центр. Отдел по делам музеев и Государственный Исторический музей были всецело заинтересованы в сохранении уникальных памятников и документов. С целью осмотра памятников на местах организовывались командировки сотрудников этих учреждений. В упомянутом Отчете ГИМ за 25 лет говорится: «Сотрудниками одела архива предпринимались поездки с целью собирания материалов или сведений о них: 1) И. М. Тарабриным – в село Богучарово (усадьба А. С. Хомякова), 2) А. В. Ивановым – в город Каширу (для отбора и перевозки архива Белопесоцкого монастыря)».[983]

Иван Мемнонович Тарабрин, заведующий отделом архива Российского Исторического музея, в июле 1924 года был командирован отделом по делам музеев Главнауки Наркомпроса в Богучарово для ознакомления с архивом и библиотекой. В фонде 203 ОПИ ГИМ хранится отчет о его командировке, в двух вариантах – рукописном черновом (д. 14) и печатном (д. 13). Там дано описание условии хранения книг, состояния библиотеки, ее тематики и состава.

В основном библиотека и архив были сосредоточены в специальном библиотечном зале и размещались «в 7-ми разного размера шкафах с открытыми полками (от 12 до 15 в каждом), на 2 полках над входными дверьми в зал», также лежали на столах, диванах, этажерках. Часть книг была расставлена в других помещениях музея – на антресолях зала, в коридоре, комнатах. Общее количество книг, по приблизительным подсчетам Лаврова, заведовавшего музеем в 1924 году, доходило до 7,5 тысяч.

Архив занимал один небольшой шкаф и составлял около 5–7 обычных архивных связок.

Условия хранения книг и состояние помещений было к середине 1920-х годов катастрофическим. Из-за нехватки средств на ремонт обвалились стропила и упала крыша как раз над библиотечным залом и комнатами, при сильных дождях дом заливала вода. По словам Тарабрина, «часть книг <…> уже пострадала значительно, а на некоторых полках книги так слиплись, что едва ли без вреда для них могут быть вынуты. В бытность мою в Богучарове прошла гроза с ливнем, и части библиотечного зала и боковых комнат были затоплены, протекала вода и в антресоли».[984]