a voice

Но, как ни странно, его речь произвела на меня впечатление. Я бы тоже хотел, чтобы обо мне так заботились. Хотел бы иметь, пусть даже и такого волосатого отца, который готовил бы мне эти треугольники на завтрак, обед и ужин.

– Папа, – говорю я, погрузившись в мечтания.

– Что? – спросил удивленный мужчина, и скобочки на его лбу выгнулись в обратном направлении.

В момент паузы я выхватываю из его щипцов желанный треугольник и несусь со всех ног в сторону разгорающихся фонарей. Храни вас бог, Каржемелик и Вахмарка. Как же вам повезло с отцом.

7.

Я услышал глубокий вдох Микеля у себя за спиной и обернулся. Он фасовал кокаин. Переглянувшись с ребятами, мы все поняли, что он только что сделал.

Микель упал на спину, расплывшись в безумной улыбке. Его зрачки – два замкнутых в клетке зверька, тщетно пытались сбежать. Райан побежал на кухню за водой, Дэнни схватил наш общий кнопочный телефон для экстренных случаев с единственным номером.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Нужно позвонить Дэйву.

– Микеля за такое убьют. Лучше помоги, – сказал я, выхватив телефон из рук Дэнни.

Мы прислонили Микеля к стене, пытаясь залить в него как можно больше воды. Райан подносил стаканы, Дэнни держал ведро около головы, пока я упирал плечи Микеля в стену. После третьего стакана вода полилась обратно. Микеля стошнило, и мы принялись выполнять его работу, подсыпав в последнюю порцию щепотку раздробленной соли.

К вечеру Микель с трудом вышел на улицу, заверив толстого Дэйва, что он отравился.

Вернувшись с задания, Микель без чувств рухнул на свою кровать и уснул.

Утром я проснулся от шороха. Дэйв держал ноги Микеля, пока мистер Сайлент вдавливал подушку в его лицо.

Райан и Дэнни приподнявшись со своих кроватей застыли от ужаса.

Микель ослабевал на наших глазах. Его ноги замедляли движение, сводя шорох к минимуму. Дэйв выпрямил спину, хрустнув при этом шеей.

– Готово, – сказал он мистеру Сайленту, который не расслаблял рук.

Спустя минуту после последнего признака жизни Сайлент всё же отпустил подушку.

– Вот теперь готово.

Сайлент стоял около Дэнни, положив руку ему на голову, пока Дэйв упаковывал окоченевшего Микеля в большой черный мешок.

– Усвойте один простой урок, мальчики. Ложь убивает.

***

Убедившись, что йети не проследует меня, я остановился около спящего столба и откусил верхушку своей горячей добычи, вспоминая, как наши предки добывали себе пищу. Как они охотились на мамонтов и кабанов.

Лампа в плафоне медленно разгорается и через пару секунд освещает меня –трясущегося голодного дикаря. Я хватаю ртом воздух, смешивая его с теплым хрустящим тестом. Смотрю внутрь конверта, пытаясь разглядеть серую начинку. Лук. Много лука, намертво запеленавшего небольшое количество белой массы в самом низу. Чертов абориген. Рву зубами испускающее дух тесто, всё ближе подбираясь к начинке.

– Ну ты и даешь.

Вцепившись в еду, я оглядываюсь по сторонам и замечаю девушку, стоящую около дороги.

– Настоящий спринтер, – говорит она, потирая глаза.

Изнеможение не позволит мне сделать очередной рывок. Моя жизнь обесценена усталостью и голодом. Уж если мне и суждено сейчас умереть, то я, наверное, даже уже и не против. Только бы без особых мучений. Я скрещиваю пальцы на своей левой. Наверное, скрещиваю, так как не чувствую рук.

Беспомощный и беззащитный, я держу искусанный треугольник перед собой, остужая его своими холодными пальцами. Накатывающее чувство стыда сдерживает меня от того, чтобы я не проглотил его целиком на глазах у прохожих.

Девушка одета в серую шерстяную кофту, застиранную до крупных катышков, юбку до колен и толстые серые колготки – защиту от цистита, нежелательной беременности и половой инфекций. Кеды грязного цвета с серыми шнурками. Черные растрепанные волосы чуть ниже плеч.

– Торопишься? – спрашивает она своим праздничным тоном.

– Нет. Я тут вроде просто гуляю.

После моих слов девушка меняется в лице, надув щеки, будто ее рот набит дикими пчелами. Глаза краснеют от подступающих слез, губы размыкаются, сокрушая воздух волной истерического смеха.

– Гуляю! – взрывается она.

Девушка сгибается вдвое, пытаясь сдержать ребра, чтобы их не разорвало. Ее трусит от распирающего, ищущего выход смеха.

– ГУЛЯЮ!

Я держусь за свой треугольник, пытаясь не обращать внимания на странные взгляды прохожих и, наконец, добираюсь до лука.

– И как? – говорит она, потирая глаза. – Получается?

Я пожимаю плечами, переживая о том, что сыр слабо укутан и вот-вот совсем остынет.

Колени отзываются дрожью, тело жаждет спасения от холодной смерти. Девушка кивает в сторону машины, небрежно припаркованной посередине тротуара.

– Ладно, – говорит она, – поехали.

«Пора», – думает голос, думаю я: «Я заебался!»

8.

Я не могу встать, мне больно шевелить ногами. Руки связаны перед собой, правый глаз затянут застывшей коркой чего-то липкого. Я лежу в яме, и сверху на меня падают комья сырой грязи. Один большой ком падает мне на живот, на стены летят темно-красные брызги чего-то вязкого, и я корчусь от нестерпимой боли.