– Ты моё сокровище! – вскричал Славик и вцепился в маму своими тонюсенькими ручками как кудрявые усики молодой виноградной лозы-первогодка, для продвижения, роста, впиваются в ствол напротив – крепкий и полный сил.
– Мама, ты такая тёплая… – хихикнул он в Тонино бедро. – Теплее Солнца!
Самое время было мне вспомнить про «Остановись, мгновенье» господина Гёте… Эй, вы, там, на Олимпе!!! Есть кто-нибудь? Не все ещё свергнуты?.. Соизвольте исполнить это требование. Иначе Славик вас заменит. Неспроста японская мудрость гласит, что до пяти лет ребёнок – бог…
Или всё же чертёнок?
Всё-таки скорее последнее. Особенно если учесть, что вечером Славик уже передумал жениться на Лизе. Поматросил и бросил. А мы с таким размахом все было затеяли…
На правах её дедушки я гневно навис над ним всей своей пугающей массой:
– С чего это ты на попятную пошёл, такой разэтакий?
Славик меланхолически потускнел.
– Не знаю…
– Другую нашёл, гуляка?
– Ага…
– И кто же эта разлучница?
– Я теперь хочу жениться на маме…
При таком раскладе событий мне оставалось разве что отправиться играть в дочки-матери. На пару с Зоенькой. Вперёд, в детство…
– А вас прошу быть моим свидетелем!.. – восторженно глядя на меня снизу вверх, возликовал Славик. – Я давно хотел вам сказать… Вы – мой кумир!!!
Честное слово, я далеко не любимчик публики, но похвалой по жизни обделён не был. Правда, чаще всего её не замечал. А эта детская оценка вдруг взволновала меня. Недоставало пустить слезу.
Ещё одно его слово…
Славик сам же спас ситуацию.
– Снег! – озарённо заверещал он и восторженно приник к стеклу.– Ура! Я первый раз в жизни вижу снег! Хочу его потрогать!!!
– А разве в прошлом году его не было? – улыбнулась Зоя.
– Мне трудно вспоминать такую давнюю старину… – весело поморщился Слава. – По-моему, стояла какая-то скучная слякоть. Во всем мире… Только все это мне безразлично. Моя жизнь отныне разделена на две части: смеяться и любить маму!
– А человечество за окном? – усмехнулся я.
– Это уже будет в другой жизни. Во взрослой… – вздохнул Славик.
Объёмный, тяжёлый снег сочными шлепками налипал на окна, словно замуровывал нас небесной штукатуркой, чтобы втайне совершить зимний переворот в природе. Осень исчезала на глазах, как забракованная картина под яростными мазками кисти художника, взволнованного новым дерзким замыслом.
– Ничего, теперь у меня два дома… – оптимистично заметил Славик. – Это хорошо. Есть надежда, что хоть один не занесёт снегом!
Мело густо, весело, словно прочищая нечто в атмосфере планеты и отдельно взятых человеческих душ.
Нашей свадьбе с Зоей долгожданный снег тоже не помешал. Всё прошло радостно и нежно. Правда, одного очень важного для меня гостя на свадьбе не было – Миши Мамонтенко. Но по причине уважительной: его на днях забрал к себе харьковский дедушка Василь. В приюте рассказали, что тот сам приезжал в Воронеж за внуком с Харьковщины на своём бывалом «Запорожце». С ручным управлением. Ноги ему оторвало ещё под Кандагаром афганской миной.
Кстати, на обратном пути они с Мишей за Луганском дважды попали под миномётный обстрел. Но пронесло, слава Богу.
РеЗинка
Почти философская повесть
Все вещи были вперемешку,
затем пришёл Разум и их упорядочил.
Анаксагор из Клазомен
«Парень до свадьбы должен нагуляться! Это факт непреложный… – как-то днями в очередной раз строго объявил Кириллу его отец, Константин Ильич Стекольников, профессор, действительный член Международной Академии информатизации, Заслуженный изобретатель СССР, в далёком прошлом потомственный плотник-краснодеревщик. – Но ты перешёл все дозволенные рамки. В свои тридцать шесть безобразно обретаешься в холостяках. Квартиру я тебе сделал, на приличную работу устроил. Хватит тянуть резину!!! Нам с Леночкой внуки давно полагаются! Тоже мне взяли моду жить до пятидесяти лет без семьи! А о демографической ситуации в стране вы подумали? Такое количество холостяков и разведённых в стране пора рассматривать как государственное преступление!»
Само собой, каждый раз во время такого брачного разговора с сыном Константин Ильич ностальгически вспоминал про налог на холостяков, одиноких и бездетных граждан, который некогда существовал в СССР:
– Хотя я был дважды женат, лично мне никогда не приходилось его платить! – всегда с гордостью отмечал Константин Ильич. – А это ни мало, ни много целых шесть процентов от зарплаты! Пора государству восстановить такой важный демографический инструмент! И сурово наказывать рублём балбесов, увиливающих от создания главной экономической ячейки общества – семьи, как назвал её в своё время великий философ Фридрих Энгельс!
Само собой, подобная тирада звучала не впервые. Ей последнее время заканчивались почти все встречи Кирилла с родителями. Даже тогда, когда они однажды случайно сошлись вместе в одной маршрутке, то и там, в итоге, Константин Ильич свёл их вынужденно-сдержанный разговор к проблеме нынешних чрезвычайно поздних браков, а мама Кирилла, Елена Константинова, застенчиво поглядывая по сторонам, сопровождала напряжённый монолог мужа аккуратными вздохами и виноватой улыбкой.