А за окном – человечество…

С первого дня Анатолий Александрович был ко мне участливо добр и внимателен. Как настоящий батяня-комбат. Бывало, выглянет гвардии майор в форточку своего кабинетика и кричит: «Сергей Владимирович! Хватит брушить снег (пылюгу мести)! Идите чайку попейте, покурите!» Или вот еще для всех окружающих небывалое, замудрёное: вынесет наружу свое кособокое пластиковое креслице и поставит мне: «Посидите немного. Вам персонально разрешаю. Душа у меня болит, на вас глядя… В ваши годы вдовцом стать. Берегите себя. Мужики, которые в возрасте одни остаются, кони нарезают только так. Вот что: приглядитесь повнимательней к нашим девкам. Про Ирку, старшего оператора, мне уже доложили, что она по вам сохнет. Сам заметил: заикается, когда с вами говорит. Хорошая девочка. Не обжимается ни с кем. Всегда что-то читает. Да только она замужем. А вот тогда Луиза? Свободная. При квартире. Как она вам?» – «Не знаю…» – «Да, да, да… Вроде и молода, и рожица хорошая… Книжки какие-то читает особенные… Умница! Но все равно не ровня вам. Зато кофе, зараза, умеет такой, эх-ма, сварганить…» Вот такая дружеская искра между нами иногда проскакивала.

В общем, со всех сторон место моей новой работы оказалось исключительно достопримечательным. Воронеж гордится своей причастностью к созданию первого военно-морского флота, нобелевским Буниным и народным Кольцовым, но при этом по какому-то непростительному недогляду не в курсе относительно нашей АЗС в проулке с ветхосоветским названием «Тупик Героев Труда». Бензоколонка эта обладает особой сакральной значимостью благодаря своему особому соседству: во-первых, да будет вам известно, что рядом с бензином всегда оседает сообщество глюколовов – автомобильным горючим они при варке маковой соломки заменяют ставший дефицитным ацетон, во-вторых, справа от моей АЗС – туберкулёзный диспансер, слева – морг, единственная структура в государстве, которая напрямую подчиняется Господу Богу, а на задворках – развалины подстанции высокого напряжения: на её косой, будто пьяной двери, улыбался симпатяга-череп с красной молнией в зубах. Таким был наш всероссийский Дом отдыха бомжей «Город Солнца имени Томмазо Кампанеллы». Это имя дал сей воронежской агрегации бездомных скитальцев олигарх местного розлива Илюша Рыбкин, миллиардер чуть ли не мальчишеского возраста с лицом осетрового малька. Он регулярно каждую пятницу приезжал на АЗС по ночам напиться вдрызг и палить из роскошного «Магнума-44» по черепу на дверях. А ещё тут невыносимо пахнет серой. Известно, какой типаж усиленно издаёт подобную вонь, но в нашем случае мистика исключалась. Просто вместо дизтоплива на АЗС продавали печное, в котором превышение нормы по сере зашкаливало за 500 процентов. Иначе и быть не может в стране, в которой бензин дорожает, даже когда на мировом рынке цены на нефть катастрофически падают.

2

Моя жизнь на АЗС началась с самой длинной смены, что длится с шести вечера до восьми утра. Однако для новичка у неё есть одно существенное преимущество перед короткой дневной: после десяти часов вечера поток машин заметно спадает, а с часа ночи и до утра заправка практически пустует.

Первый человек, с которым я познакомился на заправке, была Луиза – уборщица лет сорока, стройная, высокая и почти красивая, если бы не вздёрнутый вверх по-утиному плоский кончик носа на вполне милом, дымчато-смуглом личике. Как позже выяснилось – загар тут был ни при чем. Мать Луизы русская, а вот отец – этнический грузинский мегрел. Отсюда её удивительные волосы – словно металлически-плотные, литые. Ко всему ярко, дерзко черные. Вкупе с ртутно-серыми, почти белёсыми глазами и русалочьи-бледным лицом, они придавали ей какое-то болезненно-ведьмовское выражение. И хотя каждая черта её лица в отдельности была приятной, даже милой, но складываясь воедино, они странным образом производили впечатление отчаянного внутреннего перенапряжения. Возможно, этому способствовали две ранние грубые морщины, резко отходившие от носа на скулы.

Я открыл дверь – мы с ней едва не столкнулись. Она практически не видела дорогу впереди себя: Луиза натруженно несла в обнимку чёрный пакет с мусором. Был он какой-то странный – в рост человека. Потом меня просветили, что эта тара называется патологоанатомическим мешком. Она применяется в соседнем морге для перевозки трупов. После одноразового использования эти мешки попадают по обоюдной договорённости на бензоколонку под мусор.

– Вы к нам устраиваться на работу? – аккуратно спросила Луиза.

– Если все сложится нормально, то да… – был мой уклончивый ответ.

– Как хорошо! – вдохновенно обрадовалась она, показав мне все свои красивые ядрёные зубы, слегка задетые табачным и кофейным налётом. – Наконец настоящий интеллигент будет с нами работать!

Мне ничего не оставалось, как реально смутиться.

– С какой стати вы составили обо мне такое лестное мнение?