А за окном – человечество…

– По тому, как дверь открыли. По тому, как вокруг посмотрели. Из вас интеллигентность просто прёт. А голос какой! Обалдеть. Кстати, вы любите читать философские произведения?! – вдруг порывисто проговорила она и, не дожидаясь моего ответа, сокровенно призналась: – Я очень люблю Канта, Ницше, Ильина и этого, как его, Гегеля. А вот Монтеня не читала, но очень хочу! Его «Опыты». Только никак не могу их найти. А в библиотеку записываться нежелательно. Возраст не тот. Не студенческий. Да и люблю читать только лёжа, с кофе, чтобы настольная лампа горела. У вас, случайно, что-нибудь Монтеня есть?

– Случайно есть. Именно ваши «Опыты». Если примут на работу – завтра принесу.

– Ой, как жаль! Завтра я выходная…

– Полежат…

– А я тут рядом живу! Забегу. Дома все равно одной скучно.

– Луиза, не пыли… – с ленцой усмехнулся сквозь густые грязно-серые усы некто вальяжно-полный в фирменном зимнем комбинезоне автозаправщика и валенках-раструбах. Почти космонавт в скафандре перед выходом с МКС в открытый Космос. Через полчаса он станет моим наставником и напарником.

– Что, Андрюша?! – дёрнулась Луиза, вытянув красивую шейку.

– Раз человек пришёл сюда вместе с нами за гроши травиться парами бензина, выходит, он такой же жлоб, как я и ты. Как все мы тут… – Он медленно подал мне маленькую, аккуратную руку. – Здорово, интеллигенция. Андрей Арнольдович Медведев.

Я не успел ответно назваться (Афанасьев, мол, Сергей Владимирович) как Луиза виновато и чрезмерно оглушительно вскрикнула:

– Наш Андрюша, между прочим, кандидат наук! Папа у него – академик! Они беженцы из Казахстана!

В это время из своего кабинета с солдатской алюминиевой миской уже почти «умятого» кроваво-красного борща, щедро заправленного по особому рецепту толчёным старым салом-«желтяком» с чесноком, бдительно вышел управляющий АЗС, отставной гвардии майор Коржаков:

– Луиза! Не ори, дура.

Он вгляделся в меня, наклонив голову:

– Вы – Афанасьев?

– Так точно, – по-солдатски ответил я, услышав командирские интонации бывалого кадрового офицера.

– Сейчас мне звонил наш генеральный. Вопрос по вам решён положительно. На самом высшем уровне. Будем оформляться? Стоп. Запойно не пьёте?

– Пока нет, – не нашёл я сказать ничего лучшего.

– Отлично! – облегчённо вздохнул Коржаков.

Когда я отправился в бытовку переодеваться, кандидат биологических наук, потянувшись, как тюлень на лёжке, откровенно высказался мне вслед:

– С нами шеф на «ты» да матом, а перед этим что-то задёргался… Форму ему новенькую выдал, с иголочки. Видела?

Он высморкался и было хотел лениво погладить уборщицу по красивой, курносой выпуклости внизу спины.

– Не смей! – строго, но как бы даже несколько виновато сказала Луиза.

– А ты не вешайся на него с разбегу… – вяло поморщился Медведев. – Ему уже скоро доложат, что твоя мать была известной на весь район шлюхой, что ты пошла по её стопам, пила до одури, а недавно как умом тронулась: Монтеня теперь тебе подавай. Ницше она у нас читает на ночь с французской настольной лампой! Хоть название книги помнишь?

– Да, Андрюша, – тихо сказала Луиза. – Но произносить мне его боязно. Я все-таки крещёная… «Смерть богов»…

– Круто. Ладно, пойдём, что ли, перепихнёмся? У меня двадцатиминутный перерыв. Водочки налью.

– Ты же знаешь, что я давно не пью… От одного слова «водка» меня мутит… – судорожно поморщилась Луиза и натруженно поволокла дальше переполненный мусором трупный мешок.

3

Мой первый трудовой день оказался во всех отношениях особенным. Во-первых, Крещение Господне, во-вторых, – на дворе минус 29. В-третьих, я познакомился с уборщицей, мечтающей прочитать «Опыты» Монтеня, а моим напарником стал кандидат биологических наук, который в советской Алма-Ате до бегства в Россию специализировался на изучении белого пустынного саксаула, а его ныне покойный отец-академик – чёрного. Не знаю, насколько они продвинулись в своих научно-биологических изысканиях, но по жизни, как позже выяснилось, Андрей Арнольдович не мог отличить даже галку от вороны. Как бы там ни было, но после налаженной, перспективной жизни в Алма-Ате, он в Воронеже так и не поднялся выше автозаправщика. Ещё и прирабатывал на полставки садовником в морге, чтобы жена из дома не выгнала. Там в его задачу входило поливать и подстригать декоративные розы, которые огненно-ало окантовывали смертные пути-дорожки в этом особом заведении. В общем, наши девушки-операторы никогда не уходили с работы без нежного букета. Иногда, по случаю, не брезговал розами из морга и сам Коржаков. Но, беря их, мудро морщился: «Смертушкой, кажется, не пахнут. Лады, сойдут».