А за окном – человечество…

И вот моё первое утро на Смоленщине в медпункте, временно превращённом для меня в гостиницу. Также июль, только с дождём. Холодно и скучно. Я протопил печку. Все здешние мухи тотчас облепили её. Сидят на ней полусонные, разомлевшие. А за окном поросёнок удивлённо повизгивает. Потом мне объяснили, что он – местная достопримечательность. Поросёнок, как собачка, везде бегает за хозяйкой Тамаркой, которая состоит медсестрой при медпункте: и к больным, и на почту, и в клуб, даже в сельсовет – везде он при ней. А где не пускают, всё равно прорвётся. Как-то я за ними в магазин зашёл. И так чудно: взяла Тамарка за неимением ничего другого на прилавках карамельки усохшей, сыра «Российского» съёжившегося и мутными слезьми плачущего. Вышло ей при расчёте сдачи две копейки. Продавщица хотела на них спичек дать, но медсестра отмахнулась: «Гони монетки… Я их «на кукушку» возьму!» То есть когда в кармане деньги есть, хоть самые малые, а тут раздастся метроном этой ответственной за долготу нашей жизни птицы, так они с той поры будут у вас на глазах скоро прирастать.

Вот такие вот легенды смоленской деревеньки Мужицкое… Кому-то смешно? Мне не очень.

Сегодня дача встретила нас с Верой негостеприимно: председатель кооператива распорядился отключить электричество в ожидании грозы с сильным ветром. Об этом на все мобильники на всякий случай уже предупредительно отписалось МЧС.

Итак, ждать, когда минует гроза, или вернуться домой? В любом случае я решил воспользоваться случаем, пока мы ещё здесь, и купить у соседа, обустроившего на здешних заливных лугах настоящую ферму, козьего молока. Кстати, у его собаки была странная кличка Симка. Скоро у неё будут щенки. Не удивлюсь, если их назовут типа Айфон, Скайп или Андроид.

– Будем ужинать при свечах! – торжественно объявила Вера, когда я вернулся с трёхлитровой банкой парного молока. Это было настоящее живое произведение. В отличие от магазинного, в нём присутствовала загадочная молочная плоть. У меня ещё стояли перед глазами таинственные поперечные прямоугольные зрачки козы, словно это, ни мало, ни много, был взгляд пришельца из иных Вселенских миров: днём они узкие, как щель, а с темнотой превращаются в широкие прямоугольники, позволяющие видеть ими всё вокруг себя на триста сорок градусов. У испуганной козы зрачки становятся реально квадратными.

И снова раздался телефонный звонок. У меня на мгновение возникло ощущение, что мы участники какой-то странной компьютерной игры, в которой некто дистанционно управляет нами. Осовремененный вариант шекспировского озарения насчёт того, что жизнь есть театр, а люди в ней – актёры.

Мир, в котором мы живём, не иллюзорен, но не он является главным. В структуре реальности основное и всё определяющее происходит на невидимом квантовом уровне.

Звонок был из клиники для «младших и старших дворян». Вера на всякий случай включила на своём смартфоне «громкую связь». Некто заговорил с ней быстро, раздражённо строго. Вера слушала этого человека с таким лицом, какое разве что бывает у космонавта на центрифуге, когда оно размазано деформируется под безжалостным напором невыносимой перегрузки, способной ломать кости и рвать мышцы.

Я стоял у окна, стараясь не прислушиваться к словесному грому, обрушившемуся из смартфона на Веру. Более-менее понятным из ревущего потока медицинских выражений было «атипичные клетки».

В дачном просторном небе разворачивался обещанный МЧС грозовой фронт: очень высокий, трёхслойный и самых неприятных оттенков грязно-чёрного, лилово-бурого и ещё какого-то настолько сложного, которому как бы и нет названия. Одним словом, шло торжественное приготовление, ни мало ни много, к Апокалипсису.

Вдруг я почувствовал, что стою в комнате один.

Я нашёл Веру в саду у «нашей» берёзы – волшебное древо о два ствола, иначе говоря, «двойчатка». Во времена былые наши прадеды и прабабушки числили за ними известную силу от нечисти: при опахивании пользовались ралом, изготовленным из раздвоенного дерева, двуствольной палкой погоняли волов-близнецов; через раздвоенный ствол дерева трижды протаскивали больного и так далее, включая рогатину на медведя и даже мальчишескую рогатку.

Мы называли эту берёзу «лирой». От её пегой масти, серебристо-чёрной коры словно исходила некая светомузыка.

– Цитология показала у меня наличие атипичных клеток, – тихо сказала Вера чужими словами и чуть ли не с брезгливым презрением к себе.

Принцип неопределённости Гейзенберга: одновременно установить и положение и скорость квантового объекта невозможно. Чем точнее мы измеряем одно, тем менее точно можно установить другое.

– У меня подозревают онкологию.

– Стоп, машина. Раковые клетки есть у каждого… По несколько миллионов.

– Это из другой оперы, Витя. Они требуют, чтобы я повторно сдала анализ на этих моих атипичных перерожденцев. Уже в понедельник я должна лечь в стационар. Возможно, на неделю. Вот такой будет у нас с тобой отпуск. Лазаретный. И вообще, судя по всему, ты скоро похоронишь меня.

Вера слабо улыбнулась.