Читаем А за окном – человечество… полностью

– А что как нам завалиться к кому-нибудь в гости?.. – осторожно задал я Вере самый дурацкий вопрос, какой только можно было сейчас придумать. И завершил его уже вовсе законченным форменным бредом:– Сегодня Всемирный День китов и дельфинов.

– Я понимаю, тебе тяжело со мной… – отозвалась она, опустив глаза.

– Давай к Ильиным?..

– Мы недавно были у них.

– Тогда Волковы.

– Не поймут. Мы уже пригласили их к себе. На День крещения Руси. Кстати, он уже послезавтра.

– Остаются Лыковы.

– Замечательно. Я их люблю. Прекрасная пара. Словно современные Пётр и Феврония Муромские. Только они, в отличие от нас, уехали в отпуск. В Павловск. К родителям. Я вчера говорила с Катей и Димой. Они в это время укладывали вещи. Ещё и советовались со мной, что им лучше взять, чтобы не пролететь с погодой.

– А как вдруг передумали? Жизнь штука многовариантная!.. – объявил я с той фальшивой бодростью, с какой обычно произносятся именно прописные истины.

Всё-таки когда звонишь с нашего телефона, это нечто. Нынешние гаджеты такого ощущения не дают. С них разговор происходит совсем в иной тональности, скорее похожей на некую детскую забавную игру, нежели на достойное общение. Но именно его ты получаешь, снимая со стальных хромированных рычагов увесистую, вороной масти трубку маститого номенклатурного телефона. Не ловите меня на политических пристрастиях, но не могу не напомнить, что старые большевики рассказывали о каком-то даже мистическом отношении Сталина к телефону. Он словно был его верным и незаменимым помощником. То-то Иосиф Виссарионович всегда в начале разговора говорил в трубку своим глуховатым, сдержанным голосом великую фразу: «У аппарата». И никак иначе, прислужники смартфонов и айфонов!..

Я никогда не рисковал повторять за Иосифом Виссарионовичем такую историческую фразу, но, тем не менее, властное обаяние нашего реликтового телефонного аппарата целиком владело мной. И наделяло меня какой-то особой магической силой.

По крайней мере, на том конце провода трубку действительно взяли.

Я напрягся, испытывая лёгкий ужас.

– Алло… Алло? Катя? Это звонит Виктор. Дмитрий, ты?

Трубку на противоположной стороне не положили, но безмолвствовали. Притом, этот некто, молчащий, тем не менее, издавал какие-то особенные невнятные звуки.

Пауза затянулась.

– Ребята, отзовитесь… – как можно аккуратней проговорил я.

Ничто и никто.

– Здравствуй… – вдруг как из глубин вечного безмолвия возник странный мужской голос, каким наш друг Дима никогда не разговаривал. Ни в каком состоянии. Отдалённо похожий, но не его вовсе.

Тем не менее трубка продолжала уверять меня, что это он, Лыков, собственной персоной.

– Здравствуй, Витя… Катя первая взяла трубку, но говорить с тобой так и не смогла… Теперь я попробую.

– Приболела, чай?.. – осторожно вздохнул я.

Электрон одновременно движется к пункту назначения и к пункту отправления.

– Лёня умер. Наш Лёня. Завтра похороны, – отчётливым, пугающе чужим голосом проговорил Дима.

…Тридцатилетний молодой человек, учитель русского языка и литературы, отложив томик Тютчева, вышел из подъезда подышать медовым ароматом впервые давших цвет его ровесниц тридцатилетних дворовых лип. Июнь – Липень, дерево-мать. Липа накормит, обует и вылечит. Леонид благоговейно вдохнул мерцающий дискретный запах, улыбнулся и упал замертво.

Одни умирают от сердечной недостаточности, другие – от сердечной избыточности…

Электрон не движется по орбитали возле ядра, как планеты по орбите вокруг Солнца, он находится сразу и везде. Даже там, где будет через миллиарды миллиардов лет, он как бы есть уже сейчас.


Я запнулся, прежде чем сказать «Примите наши с Верой соболезнования». Я болезненно запнулся. Как будто судорога свела мне рот. Какие, нафиг, могут быть соболезнования, когда не стало их сына?.. Тут волком выть, но не принято. Да я и не умел я. Слаб в коленках.

Вера почувствовало по мне, что в мире каким-то несчастьем стало больше. Она подступила поближе, наконец просто-таки прижалась, напряжённо вслушиваясь в редкие звуки из трубки, словно бы никак не желающие складываться в членораздельные слова. Не знаю, как они, звуки, вообще из неё выходили на свет Божий. Ведь я затиснул пальцами трубку с такой силой, какой давно за собой не знал. Я словно пытался стиснуть горло ни в чём не повинному телефону.

– Прости… – спёрто проговорил я и провёл по лицу ладонью, отирая таким подручным способом внезапную точечную испарину.

– За что?..

– Прости…

При столкновении квантовые частицы, уничтожаясь, способны превращаться в другую: например, при соударении протона и нейтрона рождается пи-мезон.

Похороны Леонида были назначены в полдень, от его дома. Но прежде нам предстояло быть на отпевании в храме Пресвятой Богородицы Всецарицы. Я сдавленно предложил Вере остаться дома. Мне казалось, что с храмовым погребальным ритуалом никак не совмещается её нынешнее напряжённое ожидание результата от эзотерически колдовавших над кусочком её тела в крысином сыром подвале патологоанатомов, подогретых их особым покойницким юмором и медицинским спиртом, похожим на растаявший горный хрусталь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза