А за окном – человечество…

И лицо, и голос её были неузнаваемы. Словно это лежал под серой застиранной простынёй, натянутой почти по самые глаза, совсем другой человек, донельзя отяжелённый грузом нового необычного понимания здешнего мира. Мне показалось, что мы теперь не сразу сможем с Верой найти общий язык, если вообще сможем. У всех здешних больных такие лица, которых вы не увидите ни в обычном хирургическом отделении, ни, тем более, в терапии. На них и Вселенская оскорблённость за свой диагноз, и глухое презрение к самим себе, и, страшно сказать, преодолённый страх смерти и чуть ли не особое, возвышенное уважение к ней. Таких отрешённых, философских лиц в онкологии немало.

Я шёл за каталкой. Вера, кажется, снова спала. Её головушка покачивалась то влево, то вправо. В такт с подпрыгиванием дерзко стучащих колёс.

У дверей реанимации она вдруг медленно приоткрыла глаза и как подвынырнула в этот мир из глубин Вечности. Вера тихо, словно бы даже не мне, шепнула чужим, нечеловеческим голосом: «Воды…»

В настоящее время известно около 400 субъядерных частиц, которые принято называть элементарными. За исключением фотона, электрона, протона и нейтрино все они время от времени самопроизвольно превращаются в другие частицы.

В буфете стационара меня без длинных объяснений завернули: «Приёмка товара!» Оставалось перебежать через улицу в аптеку. Правда, в неположенном месте. Пешеходный переход расстелил «зебру» как ковровую дорожку метрах в двухстах от меня. Стремительно темнело. Грозовой вал старательно заасфальтировал небо над городом. Вся эта грандиозная небесная работа совершалась в полной тишине. И тишина эта была такой объёмной, что, казалось, в неё можно провалиться.

И тут этот резкий удар слева. Точно хук от невидимки. Удар отозвался во мне такой болезненной вибрацией, от которой способна оторваться челюсть. Словно в меня воткнули работающий отбойный молоток.

Это была молния. Она врезалась метрах в трёх от меня. При этом никаких световых эффектов. Только сокрушительно трескучий звук, способный сбить с ног.

Я упал. Вернее, опрокинулся на горячий июльский размягчённый асфальт. Всё равно приземление было достаточно жёстким. На память о себе молния оставила мне густой жужжащий электрический рой в голове, глухоту, онемевшую левую щёку и надежду на особое мистическое просветление в итоге.

Полежав ровно столько, чтобы никто не успел отреагировать, как этот слишком куда-то торопившийся гражданин оказался ничком на асфальте, я неуклюже поднялся. Шёл, само собой, медленно. А вы бы смогли бежать, когда у вас под носом взорвался миллиард вольт. И никак не менее того.

В аптеке я не сразу смог вспомнить, зачем я сюда пришёл. Потом я не мог вспомнить, какую минеральную воду пьёт Вера. Взял «Святой источник». Название показалось уместным для сложившихся в нашей жизни обстоятельств.

Когда я вернулся, Веру уже закрыли в реанимационном блоке. Terra Incognita. Но я и туда смог войти. Особенно после удара молнии. Не применяя шоколад, духи или коньяк. У меня открылось какое-то второе или даже третье дыхание. Как бы там ни было, никто из персонала меня не остановил. Просто все молча сторонились. Возможно, я мог искрить. Или флюоресцировать.

В любом случае, мы с Верой поначалу не узнали друг друга.

И вот странный феномен: мне казалось, что это я сам лежу в реанимации в окружении многое знающих обо мне заумных приборов, опутанный проводами, трубками и шлангами; она же казалась себе мной и не понимала, почему ей не удаётся подойти ко мне ещё ближе, чтобы услышать мой потусторонний шепоток.

Способность к взаимным превращениям – это наиболее важное свойство элементарных частиц.

– Я… тебя… так… люблю…– дискретно проговорила Вера голосом ржавеющего робота, у которого критически подсел аккумулятор.

– Я… тебя… тоже… – тихо и тоже вовсе не голосом Ромео, и даже не своим отозвался я.

Наверное, мне было неловко демонстрировать моей тишайшей Вере не утраченную силу моих голосовых связок. Я физически ощущал, как в ней только что стремительно работал скальпель, безжалостно кромсая цитадель атипичных клеток. Могла сказаться на моём шёпоте и недавняя почти контактная встреча с рассерженной молнией. Такое тесное общение с миллиардом вольт наверняка способно многое поменять в человеке. Я чуть ли не с гордостью ждал, что за таинственные превращения отныне будут происходить со мной. Более того, мне хотелось, чтобы они произошли.

– Как… плохо… что у нас…нет… детей… – донеслось со стороны Веры.

– Что возвращаться к этой теме?.. – напрягся я. – Ты же хорошо знаешь, что даже врачи так ничего и не поняли в этой проблеме за сорок лет нашей совместной жизни! И вообще тебе нельзя сейчас разговаривать… И думать о грустном.

– Пришли бы детки сейчас мамку проведать, поплакали возле меня… – как прорезался у Веры её обычный голос.

– Давай я поплачу… – вздохнул я и только сейчас ощутил, что от меня пахнет озоном. Это был сильный и неповторимый аромат. С земляничным оттенком. Вот такой он из себя, этот незабываемый небесный парфюм. Молниеносного действия.