А земля пребывает вовеки

– Гражданка мать, – заговорил старший, – или кто тут хозяйка! Распорядиться надо насчёт похорон. Приказ – не оставлять трупа, потому от него зараза. Нам убрать тело или похороните сами? По приказу – ваш выбор.

– Оставьте тело, – сказала Анна Валериановна, не взглянув на него. – Похороним сами.

– В таком случае, гражданка, вы обязуетесь законом закопать молодого человека немедленно, чтоб до вечера же был в земле. Согласны? Закопать можете тут где-нибудь. Вона сколько земли! Тут целый полк закопать можно.

Солдаты слушали.

– А как они насчёт могилы? – спросил один. – Есть кто, чтоб помочь?

– А то мы и поможем? – предложил другой.

– Отчего не помочь, поможем, – соглашался третий. – Куда им самим! Сказано: господа, не трудящий класс. Белые ручки, голубая кровь.

– Гражданочка, – обратился к Миле самый молодой из них, – а ну, где вы держите лопаты?

Тут Анна Валериановна вернулась к действительности. Подымаясь с колен, она сказала строго:

– Вы сделали своё дело. Убили. Теперь уйдите. Оставьте нас. Мы не хотим вашей помощи. Уйдите!

– Как вам будет угодно, гражданка, – обиженно заговорили солдаты. – Как угодно… Что ж, мы и уйдём… Мы от чистого сердца… помочь хотели…

Один за другим они направились к выходу из сада. Головины остались одни.

Глава XI

Три женщины, стоя на земле на коленях, рыдали, склонившись над трупом.

Где были их друзья? знакомые? слуги? Они остались одни в опустошённом мире.

Наконец с истерическим плачем прибежала Глаша. Увидев солдат с ружьями, она кинулась в город, ища защиты. Она побывала в двух-трёх домах прежних друзей своих господ, умоляла их прийти на помощь, но никто не пошёл с нею. Она возвратилась одна.

Мавра Кондратьевна, укрывшись в подвале, слышала выстрелы. Думая, что всё кончено, хотела бежать куда глаза глядят, подальше от «Услады». Выползла потихоньку и услышала рыдания женщин: значит, не всех убили. Кружным путём она ползла на голос и наконец увидела и поняла, что случилось.

Анна Валериановна первая начала думать о похоронах. Глашу послала за священником. Мавре велела принести воды, чистые простыни, полотенца.

Они обмыли убитого и тело завернули в белые простыни. Надо было копать могилу. Окаменевшая Мавра Кондратьевна, с безумным лицом, не издавая звука, исполняла приказания тёти. Она принесла две больших лопаты.

– Мы похороним его под этой яблоней, – сказала Мила. – Каждой весной она будет цвести. Цветы будут падать на эту могилу.

– Вот здесь, – указала Анна Валериановна. – Ты копай отсюда. Я стану напротив. Мы будем приближаться друг к другу… Я думаю, так будет легче.

Они никогда не копали прежде. Они видели, как копают другие, но сами не умели, конечно. Это была трудная для них работа. Они копали, и слёзы лились из их глаз, поливая могилу. Их руки были грязны, растрёпаны волосы. Их лопаты ударялись одна о другую. И они отбрасывали землю куда попало, то в одну сторону, то в другую.

Птицы, испуганные выстрелами и криками, разлетелись было из сада, но теперь возвращались и беспокойно порхали вокруг, стараясь понять, что случилось и что тут делают. Сырая, свежая земля, любимая ими, их привлекала, и беспокойным маленьким облачком они кружились над тётей и Милой.

– Мы здесь его похороним, – повторяла Мила. – Он навсегда останется с нами. Уже никто никогда не возьмёт Диму отсюда.

И они продолжали копать – неумело, беспорядочно, задыхаясь и плача, часто мешая одна другой.

Откуда-то появился никому не известный, никогда прежде не виданный ими старик. Он стоял в тени дерева, в отдалении, наблюдая их работу. Неодобрение было на его лице.

Казалось, он был не настоящий старик и не совсем человек. Он был слишком стар, чтобы быть живым. Казалось, он пришёл ниоткуда, не из человеческого жилья, такого старика нигде близко не было видано. Он выглядел тенью кого-то, кто жил здесь давно-давно и чей призрак навещал своё земное жилище. Он был лёгок и стоял, казалось, не совсем на земле, а повыше – на воздухе. Как крестьянин, он одет был в длинную, до колен, белую льняную рубаху. В его спутанных волосах и в бороде, седых до желтизны, видны были стебельки и былинки сухой травы, словно он отдыхал где-то в стоге прошлогоднего сена.

Но если старик был живой, настоящий – почему и откуда он появился? Был ли он одним из давно всеми забытых слуг, жившим где-то близко к усадьбе и навещавшим её иногда? Был ли это призрак одного из предков, родоначальника Головиных, кто явился, чтобы быть свидетелем уничтожения семьи и прекращения рода?

И Мила и Анна Валериановна заметили его, но не думали о нём. Он подступал к ним всё ближе, останавливаясь после каждого шага, опираясь на странную палку, тоненький ствол молодого дерева, ещё с зелёными побегами на коре. Он неодобрительно качал головою, ворчал:

– Да кто же так копает могилу?.. Эх, неряхи… Копать не умеют! Эх, не умеют копать…

Палкою он потолкал тётю в спину: