a519320070554f13d17632a2d6377c88

Причины большинства случаев эпилепсии до сих пор не вполне понятны. Мы знаем только, что она проявляется самыми разнообразными присту­пами — судорожными припадками, сумеречным помрачением сознания и другими, зачастую очень тягостными состояниями.

В их основе всегда лежит патологический очаг нервного возбуждения. И в зависимости от того, в какой области мозга этот очаг формируется, такую симптоматику мы и наблюдаем у пациента во время приступа.

Иногда приступы бывают настолько тяжёлыми и случаются так часто, что пациенты готовы на любые медицинские процедуры, лишь бы хоть как-то облегчить своё страдание. Вот нейрохирурги и экспериментировали...

Начиная с 40-х годов прошлого века одним из методов лечения эпилепсии стала комис- суротомия мозолистого тела.

Два полушария нашего мозга являются относи­тельно самостоятельными органами, которые соединены между собой мощными аксональ- ными связями. Именно эти связи и образуют так называемое «мозолистое тело».

Если очаг патологического возбуждения нахо­дится, например, в правой части головного мозга, то приступ, начавшийся там, быстро переходит через мозолистое тело на второе полушарие, что приводит к общей генерали­зации судорожного возбуждения.

Идея рассечь мозолистое тело у больного эпилепсией впервые пришла в голову нейро­хирургу из Рочестера Уильяму ван Вагену. И надо сказать, что результаты этой экспе­риментальной операции, проведённойпоследовательно на 26 пациентах, поражали воображение!

Во-первых, процедура оказалась чрезвычайно эффективной — судорожная активность паци­ентов снижалась в среднем на 60-70% (что для эпилепсии весьма неплохой показатель). Во-вторых (и это, наверное, главное), все пациенты, перенёсшие комиссуротомию, чувствовали себя отменно.

Уточню: выходило так, будто бы рассечение огромного количества аксонов, связыва­ющих в норме два полушария головного

мозга друг с другом, не приводило ни к каким существен­ным измене­ниям в лич­ности паци­ента!

Действительно, проведённые психологиче­ские тесты не показали никаких различий в психологическом состоянии пациентов до и после операции. Казалось, с их мозгом вообще ничего не делали!

Вы только вдумайтесь: мы разрезаем два полушария головного мозга, словно арбуз, а человек вообще не чувствует, что в его жизни что-то изменилось! Будто это какая-то лишняя связка, аппендикс какой-то.

Впрочем, молодому тогда ещё учёному Майклу Газзанига всё это казалось не только стран­ным, но ещё и предельно абсурдным. Короче говоря, у него возник живейший исследова­тельский интерес в отношении пациентов, перенёсших данную операцию.

Ещё будучи студентом, он устроился в нейро­физиологическую лабораторию Калифорний­ского технологического института, где анало­гичные операции проводились на кроликах, кошках и шимпанзе. Но поведение животных после комиссуротомии менялось...

Но как же так получается, что поведение животных меняется после аналогичной опера­ции на мозге, а у человека — нет? И Майклу пришла в голову шальная мысль: использо­вать особенности строения зрительного анализатора, чтобы показать, что изменения в психике человека с рассечённым мозоли­стым телом, несмотря на заявления коллег, всё-таки происходят.

Наш орган зрения, включая все его отделы, действительно устроен весьма затейливо. У каждого глаза есть два поля зрения — правое и левое — и это отнюдь не абстрактное деле­ние: рецепторы сетчатки глаза, получающие информацию от правого поля зрения обоих глаз, передают информацию в зрительную кору левого полушария, а информация, полу­ченная левой частью сетчатки обоих глаз, напротив, идёт в правое полушарие (посмо­трите схему, представленную на рис. № 4).

Таким образом, если показать даже одному вашему глазу некий объект, то его неизбежно «увидит» и правое, и левое полушарие вашего мозга. Это одна из причин, почему первое исследование пациентов, переживших комис- суротомию, не выявило никаких изменений их психики.

Хитрость эксперимента, придуманного Майклом Газзанига, позволяла учесть указан­ную особенность зрительного анализатора. Идея состояла в том, чтобы некий объект (например, карточку с рисунком) «видело» только одно из двух полушарий головного мозга пациента с рассеченным мозолистым телом (схема этого эксперимента представ­лена на рисунке № 5).

Каким образом будет реагировать человек, если одна половина его мозга «увидит» некий объект, а другая — нет?

Тут в дело вступают другие конструктивные особенности нашего мозга. Центр речи нахо­дится у человека в левом полушарии. Так что не было ничего странного в том, что когда Газзанига показал левому полушарию пациента с расщеплённым мозгом изображение ложки, тот быстро ответил: «Ложка!».

Дальше нужно было предъявить то же самое изображение правому полушарию... Что случится на этот раз?