— Конечно, оперетку!
Чуплай просверлил мальчиков черными глазами.
— Вы еще здесь?!. Марш в два счета!
Не мог Валька помолчать! Сережа сердито глянул на Гуля и неохотно пошел к двери, за ним понуро поплелся Валька. По дороге они молчали. Возле общежития Валька повернулся во все стороны и, убедившись, что поблизости никого нет, прошептал Сереже на ухо:
— Вот я подрасту и тоже… Накатаю заявление в комсомол…
Сережа кивнул головой. Валька как-то угадал его думку.
КОММУНА
Над резным карнизом вьется алый флаг на ветру, словно птица машет крыльями. Вон у птицы голова, вон хвост, который то вытягивается, то снова пропадает. Сейчас птица поднимется и улетит на поля, запорошенные первым пушистым снегом. Нет, не улетает, все машет крыльями, и к ней со всех сторон деревни идут мужики, бабы, старики, ребята. На школьном крыльце стоят пастух Емелька в дырявом зипуне, кузнец Петряй, черный как цыган, и приезжий солдат с винтовкой, а рядом с ними Сережин отец. Сняв шляпу и распахнув пальто (ему, наверно, не холодно), он громко читает какую-то бумагу. Вместе с клубами пара с губ слетают круглые, как шар, слова и долго стоят в застывшем воздухе. Толпа жадно слушает, а люди подходят еще и еще.
— Декрет о земле!
— Слышь ты!
— Ленин!..
Это как же Сережа попал в Бугры? Значит, он снова маленький? Конечно, маленький, Абанер — это просто сон. Вон в стороне, у ворот чернобородый лавочник Захар Минаевич с хромым мельником глядят на Сережу.
— Это чей пащенок? Учителев? Такой же разбойник будет!..
Вот так жалит крапива.
— Папа не разбойник!.. Он учитель, Илья Порфирьевич!..
Лавочник с мельником сердито отворачиваются.
Потом мужики и бабы, и Захар Минаевич, и кузнец Петряй куда-то пропали. Нет, Абанера не было, Сережа опять дома.
Сидят отец с матерью за столом и пьют морковный чай. Если положить в чашку лепешку сахарина — ух как сладко!.. Только отец ничего не понимает в сахарине, уткнулся в газету «Бедноту». А мама грустная, грустная. И тоже не пьет чай, только мешает ложечкой в стакане.
— Ты бы, Илья Порфирьевич, уехал куда-нибудь. Переждал пока что. Белые-то к Волге подходят.
Это она папу Ильей Порфирьевичем зовет. Будто он совсем не папа. Он говорит, это у нее учительская привычка.
Белых Сережа не видал, а вот красные вчера уходили в лес. Верхом, на конях, с винтовками. В партизанский отряд беляков бить.
Папа, наверно, не боится беляков и не поднимает головы от газеты.
— Нельзя, Пашенька! И так в Совете никого не осталось.
— А почему белые — белые, а красные — красные? — спрашивает Сережа.
Ласковая мамина ладонь ложится на Сережину голову.
— Красный цвет — цвет нашего знамени, Сереженька! Поэтому и армия называется Красной.
— А Женька лавочников говорит, красным крышка. Белые у папы на спине звезды вырежут.
Папа наконец откладывает газету, глотает чай и улыбается.
— Пожалуй, и вырезали бы, да руки коротки.
— А если к Буграм беляки подойдут, мы тоже стрелять будем.
— Кто это — мы?
— Да все мальчишки.
Сережа вытащил из кармана самопал.
— Вот сюда порох, а в дырку спичку.
В задумчивых папиных глазах бегают смешинки.
— Подари-ка мне пистолет, Сергей! Станут мне на спине звезду вырезать — я из него — паф! паф!..
Хороший самопал, Сережа его сам из стреляной гильзы сделал, но для папы ему ничего не жаль.
А может, все-таки есть Абанер? Вместе с Женькой поступали. Пешком 20 верст от Бугров шли. Сережа ногу натер, онуча в лапте подвернулась. И лямка от котомки с хлебом больно нарезала плечо. Сели под елочками отдохнуть, Женька пристал, покажи, как складывать дроби.
— Так ты во вторую группу поступаешь, а я в первую… И в гимназии еще не учился.
Женька выпустил клуб папиросного дыма прямо Сереже в нос.
— Мы в гимназии алгебру учили. Алгебру помню, а дроби маленько позабыл.
Если Женька дроби забыл и поступает во вторую группу, так почему Сереже нельзя во вторую? Ах да, экзамен!.. Ну, и пусть экзамен!..
…На классной доске длиннющий пример с четырехэтажными дробями, квадратными и фигурными скобками. По спине побежали мурашки. Сережа никогда не решал такого. Может, уйти, пока не поздно? В соседнем классе экзамен в первую группу, там, наверно, полегче. С кафедры сошел человек с грустными глазами и роздал листочки.
Дрожащей рукой Сережа написал фамилию, опять посмотрел на четырехэтажный пример. Не решить!.. А вот задача, кажется, не очень трудная. Собравшись с мыслями, он стал решать задачу. Первое действие, второе. Ну да, задачу он осилит. Немного погодя он потрогал вспотевший лоб и написал ответ.
А пример?!. Пусть дроби четырехэтажные, но ведь можно их складывать, сокращать? Если раскрыть первые скобки?.. Раскрываются. Теперь еще одни. Что-то получается. Однако скоро Сережа запутался в действиях, как в дремучем лесу, сделал по-другому, еще больше запутался и перечеркнул все.