Аббатство кошмаров

Слуги, и даже женщины, научились молчать. Глубокая тишина воцарилась  в стенах аббатства и вокруг; лишь звук  неосторожно  захлопнутой  двери  вдруг отзовется далеко по галереям да ненароком вспугнет  сонное  эхо  тяжкий  шаг задумчивого дворецкого. Скютроп  ступал  как  великий  инквизитор,  и  слуги шарахались  от  него,  как  привидения.  Когда  по  вечерам  он   предавался размышлениям у себя на террасе под увитой плющом развалиной башни, слуха его достигали лишь жалобные голоса пернатых хористок - сов, шорох ветра в плюще, редкий бой часов да мерный плеск волн о низкий  ровный  берег.  Он  меж  тем попивал мадеру и готовил полный ремонт здания человеческой природы.

Глава 3

Мистер Сплин воротился из Лондона, проиграв тяжбу. Правота была на  его стороне, закон же напротив. Скютропа нашел  он  в  самом  соответственном  - мрачном - расположении духа; и каждый старался усладить горькую  свою  чашу, понося порочный нынешний век и то и дело сдабривая свои сетования  зловещими шутками о гробе, о  червях,  о  надписях  надгробных.  Друзья  мистера Сплина, которых мы представили читателю в первой главе, воспользовавшись его возвращением, все сразу нанесли ему визит. Тогда же явился друг и однокашник Скютропа сиятельный мистер Лежебок. Мистер Сплин встретил  блестящего  юного джентльмена в Лондоне "на дыбе кресел слишком  мягких" погруженным  в мизантропию и  уныние  и  стал  так  истово  убеждать  его  в  преимуществах целебного сельского воздуха и зазывать в Кошмарское  аббатство,  что  мистер Лежебок, смекнув, что проще покориться, нежели отказываться, призвал  своего француза-лакея Сильвупле и объявил ему, что едет  в  Линкольншир.  Сильвупле понял его, тотчас принялся за работу, и мистеру Лежебоку не пришлось более и слова произнесть, ни даже подумать, как сундуки уже были уложены  и  коляска подана.

Мистер и миссис Пикник привезли с собой сироту-племянницу, дочь младшей сестры мистера Сплина, бежавшей из дома под  венец  с  ирландским  офицером. Состояние юной  леди  исчезло  в  первый  же  год;  любовь,  в  естественной последовательности,  исчезла  во  второй,  а  в   еще   более   естественной последовательности на третий год исчез и сам ирландец. Мистер Сплин назначил сестре пенсион, и она жила в тиши  с  единственной  дочерью,  которую  после своей смерти оставила заботам миссис Пикник.

Мисс  Марионетта  Селестина  О'Кэррол   была   цветущая   юная   особа, исполненная всяческих совершенств. Сочетая allegro vivace, унаследованное от О'Кэрролов, и andante  doloroso  {весело  быстро...  умеренно  грустно},  присущее  роду  Сплинов,  характер  ее   таил   все   превратности апрельского неба. Волосы у нее были каштановые; глаза карие, и в  них  то  и дело загорались озорные искорки; губки были пухлые; она была прелестна.  Она прекрасно музицировала. Разговор ее был жив и  приятен,  но  всегда  касался предметов легких и незначительных; родство душ и общность взглядов вовсе  ее не занимали. Кокетка, ветреница, она сама не знала, чего  хотела,  не  жалея трудов, устремлялась к цели, покуда та казалась ей  недоступной,  но  тотчас теряла интерес к тому, что удавалось ей заполучить.

Почувствовала ли она склонность к своему кузену Скютропу или просто  ей любопытно было взглянуть, какое действие окажет  любовь  на  личность  столь необыкновенную, но и трех дней не проведя в аббатстве, "на пустила в ход все обольщенья своей красоты и все свои искусства, чтоб завладеть  его  сердцем. Скютроп оказался легкой  добычей.  Нежный  образ  мисс  Эмили  Джируетт  уже достаточно  стерся  из  его  памяти  под  влиянием  философии  и  умственных упражнений: ибо  этим  средствам,  как  и  всяким  другим,  кроме  истинных, приписывают обычно душевные исцеления,  которые  производит  в  нас  великий лекарь - время. Романтические мечты Скютропа породили  в  его  голове  много чистых дочувственных познаний о сочетании ума и красоты, не вполне, как он опасался,  представленном  кузиной  его  Марионеттой;  несмотря  на  свои опасения, он, однако, влюбился без  памяти;  и  как  только  юная  леди  это заметила, она стала обращаться с ним иначе,  сменив  холодной  сдержанностью прежний чистосердечный интерес к  его  особе.  Скютропа  поразила  внезапная перемена; но, вместо того чтоб, упав  к  ее  ногам,  молить  объяснения,  он удалился к себе в башню и там, спрятав лицо под  ночным  колпаком,  сидел  в кресле председателя воображаемого  тайного  судилища,  призывал  Марионетту, пугал ее до смерти, а затем открывался ей и прижимал  к  груди  раскаявшуюся красавицу.

И вот в ту самую минуту, когда ужасный  председатель  тайного  судилища уже откидывал  мантию  и  открывался  милой  преступнице  как  ее  пылкий  и великодушный любовник, дверь кабинета распахнулась  и  на  пороге  появилась истинная Марионетта.