Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла

Ясно, во всяком случае, что школа Сайон-Хаус-Акэдеми не пошла на пользу впечатлительному, наделенному богатым воображением «мальчику.

После окончания школы Шелли в возрасте пятнадцати лет отправили в Итон. В то время наставником там был доктор Кит — фигура хотя и не столь мифическая, как брентфордский Орбилий[812], но по-своему не менее колоритная. Мистер Хогг пишет:

«Доктор Кит был небольшого роста с бычьей шеей и короткими ногами, коренастый, сильный и очень деятельный. Лицом он походил на бульдога, внешность его была не менее приятной и располагающей, а глаза, нос и особенно рот были точь-в-точь как у этого миловидного, привлекательного животного; под стать ему были и коротенькие кривые ножки. В школе говорили, что старый Кит может свалить быка и поднять его зубами. Железный режим Кита казался тем более непереносимым, что до него наставником долгое счастливое время был доктор Гуделл, чей нрав, характер и обращение вполне соответствовали его имени[813] и под чьим началом Кит руководил младшими классами. Дисциплина в умеренных пределах — вещь разумная и необходимая. Кит, однако, совершенно помешался на ней. Говорили, будто однажды за одно утро он ухитрился высечь восемьдесят учеников. Некоторые, правда, уверяют, что при всей своей грубости и жестокости он бывал справедлив и даже не чужд некоторого великодушия. Но в целом его манеры считались вульгарными и недостойными джентльмена, а потому его особенно ненавидели мальчики из аристократических семей, в особенности же такие, как изысканный и утонченный Шелли».

Однако от своих соучеников Шелли, надо сказать, страдал еще больше, чем от преподавателей. Так было в Брентфорде и, тем более, в Итоне с его укоренившейся системой прислуживания старшеклассникам, смириться с которой Шелли не заставили даже жестокие расправы. Впрочем, были среди его сверстников и преданные друзья. Вот что пишет один из них в письме от 27 февраля 1857 года (Хогг, I, 43):

«Сударыня, Ваше письмо живо напомнило мне счастливую пору отрочества, «когда мысль есть речь, а речь есть правда»[814], когда я учился в Итоне и дружил с Шелли. Свели нас, как я теперь понимаю, родство чувств и развитое воображение. Сколько счастливых часов провели мы вместе, гуляя по чудесным окрестностям старого доброго Итона. Мы подолгу бродили по Клуэру, Фрогмору, Виндзорскому парку и его окрестностям. Я всегда с неизменным удовольствием слушал его дивные истории о привидениях, духах, призраках, — в то время он очень увлекался потусторонним миром. (Воображение у него было гораздо более богатое, чем у меня.) Излюбленными местами наших прогулок были также Стоук-парк и живописное кладбище, где, по преданию, Грей написал свою «Элегию», которую Шелли очень ценил. Сам я тогда был еще слишком молод, чтобы составить себе какое-то представление о его характере, но я любил Шелли за доброту и отзывчивость. Он не был создан для грубых, шумных итонских увеселений. По натуре тихий, мягкий, он уносился мыслями в заоблачные дали и погружался в причудливые мечтания, ибо был замкнут и склонен к уединению. Школьные задания были для него детской забавой, а способность к латинскому стихосложению — просто поразительной. Уже тогда, помнится, он начал сочинять какое-то большое произведение, но я его так и не видел. Шелли очень любил природу. Когда им овладевало какое-то высокое, сильное чувство, в его выразительных глазах сиял поэтический гений. В Итоне он конечно же не мог быть счастлив, ведь такому, как он, нужен был особый наставник, который бы вдохновлял и направлял благородные помыслы и устремления его на редкость чуткой, восприимчивой натуры. При этом он обладал большим нравственным мужеством, ничто не могло его устрашить, кроме подлости, фальши и низости. В спортивных играх он участия не принимал и, что примечательно, никогда не плавал на лодке. Разумеется, сударыня, в моих воспоминаниях вы не найдете для себя ничего нового, но, надеюсь, вам, по крайней мере, будет приятно узнать, что их автор воздает искреннюю и почтительную дань тому, кто стал несправедливой жертвой злословия. Когда Шелли отчислили из Оксфорда[815], он сказал мне: «Вот, Холидей, пришел с вами попрощаться — если только не боитесь, что нас увидят вместе». Потом я видел его только раз — осенью 1814 года, когда он представил меня своей жене. Насколько я помню, он говорил, что недавно вернулся из Ирландии[816]. Вы поступили совершенно правильно, обратившись непосредственно ко мне. Сожалею, что не располагаю никакими подробностями его жизни, а также письмами того времени.

Остаюсь искренне Ваш, Уолтер Холидей».