Абиссинское заклинание

Я чуть не плачу – и снова безуспешно пытаюсь вывести непослушную букву…

– Значит, первый класс… примерно семь лет… – задумчиво протянул Рудольф Зурабович.

«Выходит, я ему уже все рассказала? А думала, что еще только собираюсь…»

– А ничего более раннего вы не помните? У большинства людей есть какие-то хотя бы отрывочные воспоминания о времени, когда им было два-три года… некоторые помнят себя даже еще раньше – в год-полтора. Лев Толстой утверждал даже, что помнил момент собственного рождения. Хотя, конечно, это не вполне достоверно. Но все же… неужели ваши первые воспоминания относятся только к семилетнему возрасту?

Я снова задумалась и прикрыла глаза.

А ведь странно… я и правда не могу вспомнить хоть что-нибудь раньше этого возраста. Пытаюсь – но раньше в памяти какой-то темный провал, в котором клубится густая фиолетовая мгла. Такая же густая и темная, как за школьным окном…

Иногда кажется, что из этой тьмы выглядывают какие-то лица, но я никак не могу их разглядеть и тем более узнать…

Я открыла глаза и наткнулась на взгляд доктора. Серьезный такой взгляд, изучающий. И не было в нем спокойной доброжелательности, какая бывает у хороших врачей. В нем был нескрываемый интерес. Глаза горят, руки чешутся пошуровать у меня в голове! И чем она его так привлекает, хотелось бы знать…

Ну уж этого я не позволю! Что бы ему такое рассказать? И я тут же затараторила:

– Лето, мы с мамой на речке. Она куда-то ушла, купаться, что ли, или встретила знакомую, заболталась, и я осталась одна. А рядом большие мальчишки прыгали с обрыва. Так, знаете, разбегались и вперед, «солдатиком». И мне тоже захотелось. Никто и опомниться не успел, как я прыгнула. Точно так же, «солдатиком». Помню, как летела вниз и солнце слепило, отражаясь от воды. А больше ничего не помню, очнулась уже внизу, на берегу. Меня вытащил отец…

Эту историю рассказывала мне мама много раз, это с ней случилось такое в детстве, это ее вытащил отец. Ей потом рассказывали, как он раздевался на пляже, успел снять только ботинки и брюки наполовину, так в одной штанине и прыгнул. Вытащил, конечно, дочку, она и воды-то наглотаться не успела. Но у меня-то нет отца, и доктору ничего не стоит это выяснить.

– Отец одного мальчика, он, к счастью, как раз тут рядом оказался, так и прыгнул в одежде, я не успела воды наглотаться, очнулась у мамы на руках.

– Вот как? – Доктор недоверчиво прищурился. – А сколько вам тогда было?

– Ну… года четыре, наверное… ну да, как раз день рождения справляли в мае, а это июль был, мама в отпуске!

Тут глаза доктора удовлетворенно блеснули, как будто он поймал крупную рыбу.

– А где это было?

– Не знаю, наверное, мы ездили в дом отдыха… такая речка небольшая… там и пляжа толком не было…

– А место не помните? Название санатория…

Я сделала вид, что задумалась. Конечно, я понятия не имела, где это случилось.

– Нет, не получается, ничего не могу вспомнить! – воскликнула я. – Уж извините!

– Ну, не переживайте! – Рудольф сочувственно улыбнулся. – Не нужно напрягать память, все должно произойти как-то естественно, само. А если вы захотите – я могу помочь…

«Вот только этого не хватало! Тогда он сразу поймет, что воспоминания не мои, и рассердится, что я морочу ему голову»

– Опять вы про гипноз? – Я нахмурилась. – Говорю же вам – больше никакого гипноза. Один раз я пошла вам навстречу только ради того, чтобы найти похищенную девушку!

– Ладно, ладно, я не настаиваю! – Доктор поднял свои маленькие ручки, как будто сдаваясь. – Хорошо, теперь ваша очередь. Что вы хотели у меня спросить?

– Ах да… вот что. Это касается Войтенко и его дочери. Ведь похитители что-то потребовали у него за ее возвращение… он известный бизнесмен, занятый в крупных строительных проектах. Возможно, они потребовали, чтобы он уступил им какой-то проект? Тогда можно определить, кому это выгодно, и таким образом вычислить, кто стоит за спиной у похитителей. Разве я не права?

Лицо Рудольфа Зурабовича помрачнело.

– Я думал, что ваш вопрос будет касаться ваших собственных проблем… а то, что касается господина Войтенко, я не вправе обсуждать. Это не мои секреты. Психотерапевт – он ведь как священник, не имеет права разглашать доверенные ему секреты.

– Но меня против моей воли втянули в эти проблемы! И похитители, и сам господин Войтенко! И я, между прочим, помогла ему как смогла. А вы обещали мне ответить на мои вопросы. Так что будьте любезны, соблюдайте наш договор!

– Могу только сказать, что вы не правы.

– Не права? В чем же?

– Требования, которые предъявили ему похитители, не имеют никакого отношения к профессиональной деятельности господина Войтенко. Это все, что я могу сообщить.

Вот это номер!

Он словно вылил на меня ушат холодной воды.

Я-то была уверена, что все верно просчитала, а оказалось, что попала пальцем в небо…

– Поверьте мне – это правда! Ну что – мы продолжим нашу игру в вопросы и ответы? Теперь моя очередь! – Рудик потер ручки в предвкушении.

– Ладно, спрашивайте! – вздохнула я, прикидывая, как бы отвязаться от доктора.

«Сказать, что у меня голова болит? Еще пропишет какое-нибудь лекарство или уколы».